Маятник птиц. Татьяна Столбова

Абдо возник передо мной. Я не могла поднять глаз и видела лишь его ноги в синих джинсах, потертых на коленях. Он постоял немного рядом, потом переместился к окну. Дрогнула штора. Земля к земле, пробормотала я то ли вслух, то ли про себя, прах к праху. Зачем ты приходишь, если не можешь помочь? Он не ответил.

      Легкий сквознячок от окна. Едва заметные колебания тюля. Тишина, разбавляемая лишь привычными звуками с улицы. Уже почти неуловимый запах выпечки. Тихая, тихая жизнь, готовая в любое мгновение замереть на очередном делении шкалы, куда она и так добралась со скрипом.

      В затылке вновь разрасталась тупая боль.

      Мой крошечный мир. Мое миниатюрное государство. Даже здесь я не смогла создать тот идеал, о котором когда-то мечтали мы с братом.

      Я закрыла глаза и позволила тягучей дремоте унести меня подальше отсюда.

* * *

      Теперь возле моего дома всегда находится охранник. Два дня – человек Тамраева, два – наш, фениксовский, Вадим. Год назад после целой серии угроз в адрес моего брата именно он дежурил у его подъезда. Записки в простых белых конвертах, присланные с прочей почтой в «Феникс», брошенная на капот «Мерседеса» дохлая кошка, дурацкие эсэмэски с неопознаваемых номеров, – вся эта дичь продолжалась около месяца, а потом внезапно прекратилась. Злоумышленника не нашли. Аким сказал Байеру, что искать и не нужно. Хейтеров в современном обществе много, гораздо больше, чем может себе позволить даже неидеальный мир. Их злость редко имеет реальное основание. Это всего лишь выплеск негативных эмоций, направленных на первую попавшуюся цель. Какой смысл искать такого человека? Тем более что он уже явно потерял интерес к этому развлечению. Байер был не согласен, однако розыск остановил. Как раз в то время друг за другом шли важные для «Феникса-1» судебные процессы, и один озлобленный тип, тем более уже успокоившийся, был быстро забыт.

      И все же Вадим по распоряжению Байера еще какое-то время продолжал сутками сидеть в машине у подъезда моего брата. Угрюмый русоволосый гигант, преданный Байеру, бывший морпех, он мог часами не есть, не спать и вообще не шевелиться и имел, кажется, лишь одну слабость – очень сладкий растворимый кофе с молоком. У него всегда был с собой большой термос с этим божественным напитком, а также пустая двухлитровая пластиковая бутылка для определенных нужд, чтобы не покидать свой пост ни на минуту.

      И вот его машина – старенький темно-серый «BMW» – заняла место напротив моего подъезда, в пяти метрах. Там обычно ставил свой черный «Форд Экспедишен» мой сосед со второго этажа, владелец сети спортивных клубов, поистине прекрасный в своем самовосхищении, вечно пребывающий в розовом облаке олигархического величия. Естественно, увидев на своем месте какую-то облезлую мышь, он возмутился, но наткнулся на каменную стену, пробить или хотя бы пошатнуть которую было невозможно. Вадим сначала молча слушал, затем аккуратно взял его за горло