Господь и покойник. Валерий Михайлов

есть в процессе эксплуатации нас с тобой вместо того, чтобы присваивать наш труд, эксплуататор вынужден нас содержать, не имея от нас никакой прибыли. А это уже абсурд какой-то.

      – Может, они руководствуются армейским принципом? – предположил я. – Плац подметается ломом не для чистоты, а для того, чтобы всех затрахать. Или, как писал Роберт Уилсон: «Обстановка нормальная – затраханы все».

      – Возможно, хотя вряд ли.

      – Тогда я не знаю.

      – Я тоже.

      Тема была исчерпана, но в рюмках вновь был коньяк, да и сигары были выкурены меньше чем наполовину. Это означало, что пришла моя очередь работать диктором.

      – Мне сегодня ночью приснился кошмар.

      – Да? И что именно? – без всякого интереса спросил шеф.

      – Мне приснилась вечность, а если точнее, то бесконечно долгое посмертное существование, о каком нам говорят религии.

      – Ты что, в аду побывал?

      – С точки зрения вечности ад не отличим от рая.

      – Интересная мысль.

      – А ты сам подумай: Вечное блаженство. Изо дня в день. Из тысячелетия в тысячелетие. Это как бесконечно долго есть одно и то же пусть даже любимое блюдо. Через сколько тебя начнет тошнить от этого блаженства?

      – Но там есть же, наверно, какое-то разнообразие.

      – Ну и сколько ты сможешь разнообразить блаженство? Даже если тысячу лет, тебя ждет бесконечная череда однообразных тысячелетий, и это вечное однообразие любой рай превратит в ад, и наоборот. Любое мучение будет таковым только какое-то время, а потом мы сможем к нему привыкнуть, адаптироваться, свыкнуться с ним и даже перестать замечать, как живущие возле аэродромов люди не замечают рев самолетов. И, в конце концов, мы выходим на одну и ту же финишную прямую, а именно в вечное тупое однообразие, и наше вечное смирение с ним.

      – В тебе погибает лидер какой-нибудь секты, – отреагировал на мои слова шеф.

      – Возможно, – ответил я, но я не люблю, не умею и не хочу организовывать людей.

      – Тем лучше для них.

      Разумеется, перед шефом я нарисовал облегченную версию вечности «для живых». Будучи мертвым, я был на шаг впереди: ведь моим настоящим было будущее всех живущих, если, конечно, после смерти все попадают в такую же ситуацию. Я был мертв, но моя реальность ничем не отличалась от реальности других (я наверно уже задолбал постоянным напоминанием этого факта). Я ел, спал, пьянел, испражнялся, чувствовал боль. Наверняка я старел, а мои болячки, такие как геморрой, никуда от меня не делись. В результате я рано или поздно должен буду состариться и снова умереть, как возможно неоднократно умирал до этого. И это опять же только в том случае, если не случится ничего раньше. И что меня ждет после смерти? Очередная послесмертная жизнь? Растянутый на целую вечность «день сурка» или что-нибудь новенькое? Что если смерть – это всего лишь своего рода верстовой столб на нашем метажизненном пути длиной в бесконечность? А в моем случае просто сбой системы, в результате которого я вспомнил,