Непрожитое детство. Двигубская Николаевна Екатерина

и деньгами главные семьи государства, чтобы те в страхе перед собственным беззаконием хранили закон.

      – Почему отказываетесь? – прогремел голос высокой милиционерши.

      Судья упрямо молчала.

      Женщины стояли друг против друга в подвале – крошечном помещении, оборудованном глушилками для секретных разговоров, с узким звукоизоляционным окном, выходящим на неряшливый, сизый пустырь.

      – Вспомните, сколько сделала мама! Должны быть благодарны! – милиционерша ткнула судью в грудь.

      – Я ей и благодарна, но не могу я помочь. Мне ничего неизвестно о сыворотке. К тому же Николай…

      Судья зажмурилась, по лицу прошла судорога, стянувшая ее черты в тугой узел.

      – Прекратить! Жалеть не буду, – как всегда без местоимений отрезала Василиса.

      – Николай… – еще раз беспомощно сказала судья. Она подняла на Василису растерянный, заикающийся взгляд.

      – Гроза! – рявкнула милиционерша, будто приказывая непогоде.

      – Что?

      – Гроза будет.

      – Василиса, пожалуйста, я ничего не могу сделать, – маленькое бледное лицо судьи вытянулось, отразившись, как в кривом зеркале, в нагрудном щетке милиционерши.

      – Гнили бы на Арийских островах, если бы не были родственницей! Правда дальней! – прорычала Василиса и вышла из комнаты.

      Густое небо прорвала молния. Позади города рухнул гром. Новая вспышка взорвалась. В разные стороны полетели ошметки облаков. Судья заплакала.

      Екатерина посадила везделет на наземную стоянку и стала перебирать рабочие видеофайлы. Ей нужен был файл с первыми видео детского дома.

      Перед Екатериной развернулось необходимое изображение. Крепкое двухэтажное здание с розовыми ставнями и соломенной крышей, – в моде стиль a la russe. На заднем дворе огород с изумрудной ботвой моркови и трепетными цветами картофеля. В саду детский смех, смешанный с птичьими сплетнями и шепотом ветра.

      Екатерина открыла следующее видео. Дети с нежностью смотрели на Валентину. На террасе, окруженная воспитанницами, она читала им книги. Оторвавшись от старинных хрустких листков, Валентина сказала:

      – Писатели – такие бесстыдники. Никогда не расскажут всей правды. Никогда не научат жить, – и она залилась мелодичным звонким смехом.

      Екатерине нравился этот искренний, мелодичный смех. Она увеличила изображение до крупного плана. Как Валентина с таким честным лицом могла совершить подобное преступление? Что эта женщина прячет за доброй внешностью?

      Екатерина открыла следующий файл. Они только познакомились. Екатерина в качестве консультантки по юридическим вопросам взяла шефство над интернатом. Валентина рассказывала ей о распорядке дня:

      – В будни дети встают в семь утра. Делают зарядку, умываются и идут завтракать. На завтрак я обычно варю овсяную кашу. Или жарю многоокую, похожую на мутанта, глазунью. В праздничные дни пеку оладьи. Комбикорм я не признаю.

      – Комбикорм?

      Екатерина