Парижская трагедия. Роман-аллюзия. Танели Киело

стороне улицы от дома Капулетти. Он всегда любил ночь. Она была его вечным спутником и надежным союзником. Именно ночью он чувствовал и отчетливо слышал голос Парижа. Он разговаривал с ним и понимал лучше, чем кто-либо другой. Этот город был больше, чем просто место, застроенное домами и заселенное людьми, он был живым существом. Он жил своей жизнью и вел свою игру, в которой ему, Тибальту, было отведено особое место – место палача и верного подданного, который поил столицу, таким необходимым ей нектаром алой крови. За последние двадцать лет люди приучили Париж к бесконечным кровавым пиршествам так, что он уже не мог без них обойтись. Он жаждал этого приятного, слегка солоноватого вкуса человеческой жизни, и потому всячески поощрял труд своего обитателя. И Тибальт никогда не подводил его, а Париж никогда не предавал своего преданного кормильца, и всегда оберегал его.

      Тибальт стоял между двух невысоких домов, слегка покусывая нижнюю губу от возбуждения. Он чувствовал, как кровь бешено неслась по сосудам и наполняла его жгучим желанием. Непослушные кудрявые волосы падали ему на лицо, но это никак не мешало ему видеть. Его глаза пылали как два маленьких огонька, отражая свет уличного фонаря у дома будущей жертвы. Он чувствовал ее запах, и он манил его – этот прекрасный аромат проник ему в мозг и заполнял все его существо, заставляя содрогаться от малейшей мысли о соприкосновении стали с мягкой и чистой кожей. Он застыл в предвкушении и ждал. Она так близко. Совсем рядом. И сегодня она будет его. И только его. Осталось совсем немного… еще чуть-чуть…

      Джульетта распахнула двери балкона и, схватившись рукой за перила, повалилась на пол, разрывая ткань ночной рубашки у себя на груди. Ей было трудно дышать, она задыхалась. Боль с неимоверной силой сжала ее грудь. Боль от непонимания и родительского равнодушия душила ее и сейчас больше всего на свете она хотела умереть, но тело не слушалось, всячески цепляясь за жизнь – легкие пытались вобрать в себя свежий осенний воздух, насытить хрупкое девичье тело жизнью, и предсмертный страх заставил боль отступить. Джульетта вздохнула полной грудью и ее тело, обмякнув от перенапряжения, осталось лежать с закрытыми глазами на полу маленького балкона, выходящего в небольшой сад с кустами белого ириса позади дома. Сердце все еще учащенно билось, но дыхание уже становилось ровнее. Тот кошмар, который заставил ее проснуться в холодном поту, уже казался чем-то далеким и ненастоящим. И мертвый Феб с дырой вместо сердца, и отец с красными выпученными глазами, дразнящий и показывающий ей язык, и даже монстр с огромными руками и перекошенной мордой, сжимающий ее в своих смертельных, как тиски объятиях расплылись в ее сознании и растворились. Все кроме того взгляда – холодных серых, почти бесцветных глаз. Она чувствовала этот взгляд и сейчас, и ранее, еще в детстве. Она помнила этого страшного человека, который всегда смотрел на нее из толпы, взглядом, желающим владеть ею. Эти глаза преследовали ее все детство, и вот сейчас, столько времени спустя, когда она уже