Парижская трагедия. Роман-аллюзия. Танели Киело

месье Либертье. С такой поспешностью, глядишь, вам вообще не суждено будет состариться, – хриплым и равнодушным голосом произнесла седая Люси.

      – Тебя забыл спросить, старуха! – Меркуцио презрительно посмотрел на служанку. – Господин наверху?

      – В этом доме больше нет господ, месье. Если помните, революция лишила всех такого титула. Хотя, уверена, уж вы, как никто другой, не забываете об этом никогда.

      Лицо юноши аж покраснело от гнева и возмущения, но старушка не дала ему шанса высказаться.

      – Месье Шатопер ожидает вас у себя в кабинете, – спокойно, не обращая внимания на взбешенного Меркуцио, ответила гувернантка и, повернувшись спиной к гостю, направилась на кухню.

      Уязвленному и оскорбленному юноше ничего не оставалось, как проглотить свою злость. Он злобно посмотрел вслед старушке и с возмущенным лицом, постоянно перехватывая кипу бумаг, поднялся по лестнице.

      Феб сидел на подоконнике и мечтательно смотрел в открытое окно. Его лицо сияло и, было полно блаженства. На губах играла зачарованная улыбка, а ветерок трепал его аккуратно подстриженные волосы. Своими мыслями юноша был далеко отсюда – он вспоминал собор и ангела на своей груди, ее золотистые волосы и грустные голубые как небо глаза. Он до сих пор слышал ее запах – чистый и прекрасный. Легкий румянец лег на щеки Шатопера. Ему хотелось кричать, прыгать, бежать к ней, но долг перед людьми, прежде всего. И в этот миг из задумчивости полицейского вывел хлопок, с которым куча бумаг упала на стол. Феб повернулся и увидел Либертье.

      – Ты все принес? – Шатопер очнулся от воспоминаний и спрыгнул с подоконника, приблизившись к дубовому письменному столу.

      – Все что нашел. Больше ничего там не было, – выдохнув, ответил Меркуцио, радуясь, что, наконец, избавился от этой неудобной ноши. – Здесь все более или менее похожие случаи за последние пять лет. То, что было до революции – не сохранилось, а во время нее записи, конечно, никто не вел. «И, слава Богу, а то тащить пришлось бы намного больше.» – про себя подумал Либертье.

      – Ну, будем надеяться, что этого нам будет достаточно, чтобы пролить хоть немного света на этого маньяка. – Фэб оглядел кучу бумаг и папок, сваленных на стол. – Работы много. Приступим.

      Шатопер и Либертье расположились в креслах за столом друг напротив друга и принялись разбирать записи полицейских протоколов и наблюдений.

      Кабинет Шатопера представлял собой просторную светлую комнату с большим окном, возле которого стоял массивный стол из каменного дуба и два мягких кресла из красного дерева, обитых кожей. У правой стены, чуть ближе к двери размещался диван, облицованный темно-бордовым шениллом, а напротив него – небольшой стеклянный стол. Пол комнаты был покрыт ворсовым ковром светло-серого цвета, что делало кабинет еще более светлым и уютным. Когда-то он принадлежал графу де Шатоперу, после его смерти – графине де Шатопер, а после революции она отдала кабинет сыну, титул – истории,