Репрессированный ещё до зачатия. Анатолий Никифорович Санжаровский

Так вы Санжаровский! Я вас знаю. – И обращается к очникам журфака, готовившим очередной номер университетской газеты: – Товарищи! Посмотрите! Перед вами живой журналист!!!

      Я кисло посмотрел на откормленных слюнтяев, которые льстиво мне улыбались, и быстро вышел, не забыв прихватить с собой книжку с зачётом.

      Зачёт по стилистике я ездил сдавать домой к преподавательнице в Батайск.

      19 ноября

      Разгуляй

      У Яна Пенькова шикарно ободран нос.

      – Понимаешь, старик, – жалуется он мне, – у меня с перепою руки дрожат. Вчера пять бутылок вермута один выхлестнул, не емши. Грызли у Шакалиниса какую-то столетней давности корку. А спился в сиську. В полночь хотел идти к Петуху хлеба занимать.

      – И по какому случаю был устроен разгуляй?

      – По случаю понедельника. В отместку за трезвое воскресенье…

      Шеф кликнул к себе в кабинет:

      – Вам, Толя, предстоит побыть Цицероном на тридцать минут. Выступите завтра в Суворове на читательской конференции. Поедете с Крамовым.

      – Ладно.

      К вечеру в редакции прорезается Шакалинис и сразу ко мне:

      – Толя, добрый человек…

      Сейчас будет просить денег на выпивку.

      Не дослушав его, спрашиваю:

      – Когда отдашь?

      – Завтра, Толя.

      Даю ему рубль.

      Он устало усмехается:

      – Толя больше своей нормы не даёт…

      – Не для дела же…

      – Правильно, Толя.

      Фотограф Зорин сбегал на угол. Загудел гульбарий.

      Я ушёл в типографию.

      Скоро вваливается загазованный гигантелло Вова Кузнецов:

      – Кому фонари сегодня будем вешать? Можно и Санушке…

      И подымает кулаки-тумбочки.

      Тут восьмеря вбегает Шакалинис и мне:

      – Толя! Он тебя любит. Мы с ним на твой рублишко славно побарбарисили. И ему теперь зудится кому-нибудь смазать бубны. А проще подпиздить. Выпил Вова – повело на подвиги. У него сегодня день открытых дверей с раздачей весёлых люлей. Не попадись под его кувалды. Уходи.

      19 декабря, вторник

      Праздник

      Я первым пришёл в редакцию.

      Пусто. Нигде никого.

      Следом за мной пробрызнул Шакалинис. Увидел меня в коридоре, радостно заорал попрошайка, выставив пустую ладошку гробиком:

      – Толя, дуб!

      И вскинул указательный палец:

      – Всего-то один дублончик!

      – Отзынь! – рыкнул я. – Сначала верни пять!

      Я брезгливо отвернулся и ушёл в свой кабинет.

      Шеф по дикому морозу прибежал в одном свитерочке, испачканном губной помадой. Оттиски губ ясно видны. Похоже, только что из горячих гостей. Товарищ приплавился прямо с корабля на бал. Павленко накинул ему на плечи свой пиджак.

      Чувствуется приближение праздника.

      К вечеру в кабинете шефа расшумелся бухенвальд.[50]

      Местком расщедрился.

      Шеф сказал всего пять слов:

      – В общем, хорошо работали. Спасибо. Выпьем.

      Хлопнули по две стопки.

      Пришла матёрая одинокая корректорша

50

Бухенвальд – пьянка.