Репрессированный ещё до зачатия. Анатолий Никифорович Санжаровский

1959

      На хуторке слеза

      Начало ноября.

      Шквальный ветер.

      Бандитский дождь со снегом.

      А в районе половину свёклы не успели убрать.

      Власти закрыли все районные конторушки и выперли всех на свёклу.

      Нам, редакции, тоже милостиво отстегнули участочек у хуторка Слеза.

      Работалось мне легко.

      Наклонился, подхватил увесистый корешок-бомбочку, быструшко ножом очистил от грязи и ботвы – шваркнул в общую кучу.

      Наклонился. Очистил. Швырнул…

      Наклонился. Очистил. Швырнул…

      Оптимистическая музыка дорогого товарисча Моцарта!

      Не работа, а сплошная гимнастика!

      Но я стыдился посматривать в сторону Анны Арсентьевны.

      Анна Арсентьевна, наш редактор, уже в приличных годах и даже в такую погоду на свёклу подкрасила бровки, щёчки, губки.

      Она не привыкла к каторжно тяжёлой работе.

      В загвазданной фуфайке, в грязных шерстяных рукавицах она трудно выдёргивала из земли свёклу за чуб, трудно счищала грязь и не бросала, а несла, пошатываясь, корень к куче.

      А по лицу её лились то ли дождь, то ли слёзы со снегом.

      Анна Арсентьевна замечает, что у меня голая шея.

      Она снимает рукавицы, молча завязывает на мне шарф узлом.

      – Ну и человеченко… Ну совсем ребёнок, – ласково выговаривает. – Нету матери рядом, некому присмотреть…

      А у меня щиплет в глазах, Я пониже опускаю голову.

      Но вот уже ночь. Темно.

      Не видно проклятуху свёклу.

      И мы, мокрые, голодные, полуобледенелые, с устали еле бредём по хуторку в колхозную конторку.

      Там мы будем ждать тракторную тележку. По такой грязи только на тракторной вездебежке и можно отвезти нас в Щучье. В эту несусветную сырь ни одна машина не высунется из гаража.

      – Толя, – виновато улыбается мне Анна Арсентьевна, – вы знаете, как говорят? Какая лошадка везёт, на ту и наваливают.

      – И что Вы хотите навалить на этого дохлю? – потыкал я себя в грудь.

      – Не в службу… Вы у нас быстрец… Самый молодой коник, силы ещё пляшут… Что значит двадцать лет… В хуторке дворов десять. Пройдите и подпишите желающих на нашу газету. Заодно и погреетесь… Чтоб потом специально не приезжать сюда.

      Из ридикюля она достаёт пук подписных квитанций.

      Я молча беру и, угнув голову, подбегаю к первой хате под прелой соломой.

      Я знаю, Анне Арсентьевне не столько нужна подписка, сколько то, чтоб я в чужих домах хоть согрелся. Ведь колхозная контора не отапливается и там не жарче чем на улице.

      Я прожёг хаток пять. Никто у меня не подписался.

      Ответ один:

      – Мы, касатик, уже подписавши… На «Звёздочку».

      Я пролетел весь хуторок – напропал никто не разбежался получать нашу районку!

      Тогда я и спроси у одного дедка:

      – Это что ж за наваждение?! Весь хуторок выписал лишь какую-то «Звёздочку». Это что за газета такая?

      – А по-вашему, – говорит ясно так, будто из книги берёт, – «Красная звезда» будет. Военная газета такая.

      Я опешил:

      – Зачем