Растяпа. Камо грядеши. Анатолий Агарков

что ты можешь?

      – Все!

      Мне захотелось, чтобы он пожил моей жизнью, ибо тогда только сможет понять, в чем мне действительно помощь нужна. Интересно, как бы он поступил, если его жена ушла к другому?

      Акашин усмехнулся:

      – Не понимаешь? – я говорю о работе. Ведь мне известен твой потенциал – сейчас ты сменный мастер, а завтра парторг всего «Станкомаша». Сегодня я тебе помогу, завтра ты мне. Это жизнь.

      Акашин ответа ждал. Я поискал его на стенде ветеранов войны и труда «Вечная слава героям». Высказал мнение:

      – Мне бы хватило пенсии персональной.

      Не оценив юмора, Акашин потрепал меня по плечу:

      – Не готов еще? Ничего, обкатаешься. Звони.

      Тут я заметил на его запястье часы с браслетом из необычных звеньев разного размера – штучная зековская поделка. Акашин проследил мой взгляд.

      – Нравятся? – спросил. – Подарок друзей.

      – Ничто так не опускает человека в глазах руководящей и направляющей силы общества, как намек на принадлежность к кругу лиц, побывавших в местах не столь отдаленных.

      Акашин растерялся. А мне было легко и приятно – если и была какая-то скованность, то теперь она исчезла без следа. Даже с умилением подумал: «Остались на свете хорошие люди».

      Заместитель Главного Диспетчера носом шмыгнул. Потом усмехнулся.

      – Ты по политическим взглядам – убежденный?

      – Скажем так: я не против, чтобы у жизни были упругие сиськи и круглая попка.

      Лицо собеседника расцвело улыбкой:

      – Вот это я и хотел услышать!

      Акашин достал и открыл записную книжку.

      – Где у тебя поблизости телефон?

      Стержневым элементом цехового пространства всегда был пронзительный звонок трогающихся мостовых кранов. На него, как на ниточку ожерелья, нанизывались все остальные звенья звуковой реальности: скрежет конвейера на покраске, визг металлообрабатывающих станков, треск сварки и вой пескоструя. И уже вокруг этого сгущались материальные предметы и люди, снующие по цеху, которые не говорили, а кричали, жестикулируя, когда надо было поговорить.

      Даже разговоры здесь проходят по заранее предрешенному сценарию. Если ты столкнешься с кем-то на улице города, человек этот скажет: «Извините». Если же здесь на кого-то напорешься, то должен рявкнуть: «Какого хрена под ноги лезешь?» прежде, чем тот успеет облаить тебя. Если не рявкнешь, рявкнет он. Одним словом – производство.

      В будке мастеров ненамного тише. Акашин распекал кого-то оглушительно, бодро, безжалостно.

      –– Вы когда должны были отгрузить продукцию? – рявкал в трубку. – Вы о чем вообще думаете на работе?

      Я черкался на листочке в ожидании момента, когда высокий гость наговорится и утопает. Можно будет в уютном кресле у дежурного электрика погоревать над судьбой, а то и кемарнуть часик-другой. Неожиданно мысли приняли радикально другое направление, и по душе прокатилась волна профессиональной бодрости. Достал из ящика стола чистый лист и быстро написал на нем: «Заказы № 147, № 322». И далее по пунктам:

      1. Составляющие –