Девочка с косичками. Вильма Гелдоф

бы я шла с таким верзилой, как Тео, или с кем-то вроде Сипа или Румера, это привлекло бы внимание. А с Абе – нет. Ну и прекрасно, ведь он единственный, с кем я чувствую себя более-менее свободно.

      – Двое больших детей, – пошутил Франс. – Ничего необычного.

      Абе уже за двадцать, но он рассмеялся! Ну а мне не до шуток.

      Хихикая, я прохожу мимо таблички с надписью «Евреям вход воспрещен» – из-за нее я перестала бывать в парке. Абе притормаживает и обнимает меня. «Петер! – думаю я. – Если бы не фрицы, я стояла бы здесь с ним! И обнимал бы меня – он!»

      – А эта акция ничего себе, правда? – шепчет Абе мне на ухо.

      Навстречу идут двое немецких солдат в серо-зеленой форме с винтовками за плечами. Когда они приближаются, Абе быстро притягивает меня к себе. Я поскорее зажимаю между нами мамину сумочку. От Абе это не ускользает, и он склоняется ко мне со словами:

      – Все для отечества, милая Фредди!

      – Не зови меня так!

      Его колючий подбородок касается моей щеки. Чего доброго, сейчас еще поцелует!

      – Прошу простить, милая дама, – по-доброму подкалывает меня он. – Боитесь, что соседи увидят вас с ухажером?

      Я пугаюсь. Хотя нет, вряд ли Петер как раз сейчас гуляет в парке.

      Абе сжимает мое плечо. Солдаты уже в пределах слышимости. Я чувствую на лице его дыхание. Его губы совсем близко. Но целоваться в первый раз в жизни – и с Абе? Я рывком отворачиваюсь. Нет уж, спасибо!

      Солдаты проходят мимо. Один из них ухмыляется.

      Мы делаем еще один небольшой круг по парку, я то и дело хихикаю. Убедившись, что немцы отошли далеко и остановились покурить, Абе шепчет:

      – Пора.

      Как можно быстрее, но прогулочным шагом, чтобы не привлекать внимания, мы подходим к трансформаторной будке.

      – Видишь кого-нибудь? – спрашивает Абе.

      По другой половине парка проезжают две машины и два велосипеда. Наша половина пуста. Солдаты отошли еще дальше, я их даже не вижу.

      – Никого.

      Абе тянет меня за собой, за будку. Она тихо жужжит.

      – А тебя не ударит током? – шепчу я.

      Он достает из кармана куртки кошки, торопливо привязывает их к ботинкам и качает головой.

      – Я ведь не ножницами резать буду.

      Он по-обезьяньи вскарабкивается на деревянный столб, я верчу головой по сторонам. Никто не идет. Или все-таки?.. Нет. Никого. Открываю мамину сумочку, достаю из нее первую бутылочку с бензином и выплескиваю содержимое на будку. Затем проделываю то же со второй.

      Никого? Окна здания, где располагаются СД и СС, затемнены, как все окна в городе, но как я могу быть уверена, что никто не следит за парком через дырочку в занавеске? Что нас никто не видит?

      – Да поторопись же! – задрав голову, нервно шепчу я.

      Абе достает из внутреннего кармана перчатки и плоскогубцы и перекусывает провода. Ощущение такое, будто я крепко зажмурилась: вокруг воцаряется кромешная тьма.

      В больших окнах зданий, граничащих с парком, тьма оживает. Кричит мужской голос, распахивается окно, раздается еще