Габдулла Тукай и русская литература XIX века. Типологические параллели. В. Р. Аминева

в этом мире». Используя суфийскую символику, Г. Тукай отождествляет любящего человека со свечой, воск которой тает от огня страсти:

      Миңа ул бер вә бар, көчле вә һәйбәтле санәм булды;

      Аңар хәмдем, салатымны ирештергән каләм булды.

      Мәхәббәттән эреп шәмдәй үзем, күңлемдәге гөлләр

      Янып җиргә сыгылдылар, һавага очтылар көлләр108.

      (В ней я видел одной воплощение сущего мира,

      Я молитвы слагал для неё – божества и кумира.

      Как свеча я растаял, цветы, что я в сердце лелеял,

      Почернели, сгорели, и ветер их пепел развеял…109)

Перевод Р. Морана

      Этот мистический опыт, ведущий к полной диссоциации и деперсонализации, становится этапом в духовной эволюции лирического «я» и необходимой предпосылкой творчества. Мысль, знание, ум поэта несут в себе божественное начало, поэтому они наделяются способностью изменять предначертанное, освещать путь не только верующего человека, но и наций и народов:

      Килеп чыкты хәзер фикрем кояшы золмәт артыннан,

      Түгел инде вакытлы, мәгънәсе юк хискә мин корбан.

      Шөкер булсын, хәзер алдымда бер нурлы хәят инде,

      Теге мәзкүр пот алдында табынганнан оят инде.

      Җиңел уй, йөз кызарткыч төрле хисләр, сезгә мең ләгънәт!

      Яшә, тугъры караш, төпле гакыл, меңнәр яшә, хезмәт!110

      (Солнце мысли моей из-за облака вырвалось, к счастью:

      Я не скован уже мимолётной, бессмысленной страстью.

      Слава Богу, опять предо мною светлеет дорога,

      И теперь я стыжусь, что я в идола верил, как в Бога.

      Чувства, мысли пустые – проклятия шлю вам без счёта!

      Здравствуй, ясность ума, здравствуй, истина, здравствуй, работа!111)

      «Солнце мысли» – возвышенно-идеальное, духовное начало, с помощью которого осуществляется познание мира, противопоставляется витально-экзистенциальной сфере чувств, имеющих деструктивно-разрушительный характер. Р. К. Ганиева, анализируя данное стихотворение, приходит к следующему выводу: «Нәтиҗә ясап шуны әйтергә мөмкин: беренчедән, шигырьдә акылны хискә каршы куеп, Тукай Урта гасыр мөселман әдәбиятларында бик тә киң таралган әдәби-эстетик кануннар белән бәхәскә керә. Икенчедән, шагыйрьнең әсәрдә беренче карашка әллә ни күзгә ташланмаган, эчкәрерәк яшеренгән Л. Н. Толстой фәлсәфи-этик карашларын да алга сөргәнлеге сизелеп тора. Мәгълүм булганча, рус язучысы мәһабәт шәхеснең, аеруча ир-егетләрнең, халык файдасына булган иҗтимагый әшчәнлегенә аяк чала дип исәпләде. Күп кенә шигырьләрендә Толстойның бу фикерен Тукай да уртаклашты. Шагыйрьнең сөю хисләреннән бигрәк Акыл белән Хезмәтне өстен күрүе милләт хадиме булу идеалын яклавы рус әдәбиятының йогынтысы белән дә аңлатыла иде»112 («Подытожив, можно сказать следующее: во-первых, противопоставив в стихотворении разум чувству, Тукай вступает в дискуссию с художественно-эстетическими канонами, широко распространёнными в средневековых мусульманских литературах.

108

Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда. – 2 т. – 186 б.

109

Тукай Г. Стихотворения / пер. с татар. – С. 248.

110

Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда. – 2 т. – 187 б.

111

Тукай Г. Стихотворения / пер. с татар. – С. 249.

112

Ганиева Р. К. Духовный мир поэта (из материалов, подготовленных для энциклопедического словаря-справочника «Габдулла Тукай»). – С. 38. (На татарском языке).