Луна и шестипенсовик. Уильям Сомерсет Моэм

во втором этаже». Я поднялся по узкой лестнице и на первой площадке заметил что-то вроде стеклянной будки, где находилась конторка и два стула. Снаружи стояла скамья, на которой, вероятно, ночной коридорный проводил беспокойные ночи. Нигде ни души, но под электрическим звонком было написано: «Garçon». Я позвонил, и скоро появился лакей: молодой малый с бегающими глазами и мрачным лицом. Он был в туфлях и в жилете. Не знаю почему, я задал вопрос самым небрежным тоном:

      – Мистер Стриклэнд случайно не живет здесь?

      – Номер тридцать второй. Шестой этаж.

      Я был так удивлен, что на минуту замолчал.

      – Он дома?

      Лакей взглянул на доску в конторе.

      – Ключа но оставлял. Поднимитесь, посмотрите.

      Я счел возможным задать еще один вопрос.

      – А мадам дома?

      – Мосье один.

      Лакей посмотрел на меня подозрительно, когда я стал взбираться наверх. Было темно и душно. Пахло плесенью и чем-то кислым. На третьей площадке женщина в халате с растрепанными волосами открыла дверь и молча смотрела на меня, пока я проходил мимо нее. Наконец я добрался до шестого этажа и постучал в дверь № 32. Послышались шаги, и дверь полуоткрылась. Передо мной стоял Чарльз Стриклэнд. Он не произнес ни слова и, видимо, не узнал меня. Я назвал себя и старался держаться развязно.

      – Вы не помните меня? Я имел удовольствие обедать у вас в июле.

      – Войдите, – весело сказал он. – Весьма рад все видеть. Берите стул.

      Я вошел. Очень маленькая комната была заставлена мебелью в стиле, который известен у французов под именем «Луи-Филипп». Большая деревянная кровать, покрытая стеганым красным пуховым одеялом, большой гардероб, круглый стол, очень маленький умывальник и два мягких стула, обитых красным репсом. Все было грязно и ветхо. Не было никаких следов той грешной роскоши, которую так уверенно описал полковник Мак-Эндрью. Стриклэнд сбросил на пол платье, лежавшее на одном из стульев, и я сел.

      – Чем могу служить? – спросил он.

      В этой маленькой комнатке он показался еще больше, чем при первом свидании. На нем был старый пиджак. Он не брился уже несколько дней. Когда я видел его в первый раз, он был одет довольно щеголевато, но весь был каким-то неловким и натянутым. Теперь же, неопрятный, непричесанный, он, видимо, чувствовал себя превосходно. Меня охватило сомнение, как он отнесется к приготовленной мною фразе.

      – Я приехал поговорить с вами от имени вашей жены.

      – Я только что хотел пойти выпить перед обедом. Пойдемте-ка вместе. Вы любите абсент?

      – Могу выпить.

      – Ну, значит, идем.

      Он надел кепку, очень нуждавшуюся в щетке.

      – Мы можем вместе пообедать. Ведь вы должны мне один обед. Верно?

      – Конечно. Вы один?

      Я похвалил себя, что очень ловко и естественно вставил этот важный вопрос.

      – О, да. Последние три дня я не говорил ни с одной живой душой. Мой французский язык не очень блестящ.

      Я