Шоумен. Король и Злой Горбун. Владимир Гриньков

сами в это верите?

      – Во что?

      – В то, что всё это – серьёзно!

      Касаткин задумчиво посмотрел на меня. Я его понимал. Ему не хотелось ни во что вмешиваться, тем более что Гончаров, по большому счёту, подставился сам, но несоизмеримость гончаровского розыгрыша и последовавших вслед за этим событий настолько меня поразила, что я уже не мог остановиться. Мне бы возраст Касаткина, его житейский и чиновничий опыт – и я бы, возможно, отнёсся ко всему этому спокойнее. Но я был тем, кем я был, и не собирался отступать.

      Касаткин, наверное, это понял.

      – И что я должен, по-твоему, делать? – со вздохом осведомился он. – Сражаться за восстановление твоего протеже на работе?

      – Я прошу вас защитить его от преследований.

      И опять Касаткин вздохнул.

      – А разве кто-то его преследует?

      Делал вид, что ничего не понимает.

      – Да ведь с ним пытаются расправиться! – не выдержал я. – Ничего не могут доказать и потому мстят!

      Касаткин недовольно поморщился.

      – Мстят! – упрямо повторил я. – И нет никакой гарантии, что они не состряпают какое-нибудь дельце …

      – Хорошо, – с усилием сказал Касаткин. – Я попробую что-нибудь предпринять.

      Похоже, сейчас он готов был пообещать что угодно, лишь бы я от него отвязался. Но я знал, что если он что-то пообещал – сделает. Хотя бы попытается. Это вселяло надежду.

      – Спасибо! – совершенно искренне сказал я.

      Касаткин неопределённо махнул рукой и скрылся за дверью. Я отнял у него целую кучу времени.

      Я возвращался в наш офис и думал о Гончарове. По большому счёту, он не так уж был и виноват. Его разыгрывали, он разыграл – и что же тут такого? А все шишки достались ему. И Служба безопасности обложила со всех сторон, и с работы вот выгнали. С этими мыслями я и вошёл в кабинет. При моем появлении Гончаров встрепенулся и с надеждой посмотрел на меня.

      – Колесо завертелось, – сообщил я. – Думаю, все обойдётся.

      – На работе восстановят? – уточнил Гончаров.

      Об этом он, оказывается, пёкся более всего. А вот как раз по поводу работы ничего конкретного я не мог ему сказать.

      – С работой пока не ясно.

      Это сообщение его расстроило.

      – Я поговорю с вашим директором, – пообещал я.

      – Бесполезно. Идиот, каких мало.

      – Может быть, пойдёт навстречу.

      – И не надейтесь.

      Помолчали.

      – Да вы не расстраивайтесь, – сказал Гончаров. – Я у вас могу поработать. Вы ведь своим артистам деньги платите?

      Это было настолько неожиданно, что я в первый момент даже не нашёлся, что ответить. И не я один пребывал в таком состоянии. Дёмин, например, даже в лице изменился.

      – Поработаю у вас, – продолжал Гончаров, не замечающий нашего состояния, – а там видно будет.

      – Ну это уж дудки! – очнулся Дёмин.

      – Почему? – совершенно искренне изумился Гончаров.

      – Потому! – огрызнулся Илья.

      Он всё ещё не мог простить этому человеку сорванную съёмку.

      – А что здесь такого? – сказал Гончаров. – Мы же с вами договорились.

      Он