Шоумен. Король и Злой Горбун. Владимир Гриньков

ничего.

      А сам говорит так, будто у него только что умерла любимая бабушка.

      – И всё-таки?

      – Меня уволили с работы.

      – За что? – удивился я.

      Почему-то единственное, что пришло мне в голову в эти минуты – Гончарова уволили за прогулы. Или за выпивку.

      – За тот случай.

      – За какой случай? – не понял я.

      – Ну, за съёмки те. За удостоверение. Ни за что, в общем.

      Он явно был расстроен. Не хватало ещё, чтобы с ним что-то стряслось. Если что случится – вроде как мы будем виноваты.

      – Приезжайте, – предложил я. – Прямо сейчас. Я вас встречу внизу. Договорились?

      – Да.

      Даже не обрадовался.

      Он и приехал таким, каким я ожидал его увидеть – с мрачным выражением лица, с печалью во взгляде. Я провёл его наверх. В кабинете сидели Светлана и Дёмин. Светлана поздоровалась с Гончаровым доброжелательно и с участием, женское сердце отзывчиво к чужим несчастьям, зато Дёмин лишь буркнул что-то нечленораздельное и даже не подал руки.

      За пару минут Гончаров поведал нам приключившуюся с ним историю. Люди из ФСБ добрались-таки до него и целый день, девять часов без перерыва, допрашивали его на Лубянке, всё из-за того злополучного удостоверения. Гончаров предусмотрительно всё отрицал, и даже сделанная нами видеозапись не сдвинула его со спасительной позиции – он продолжал уверять своих собеседников в том, что удостоверение было никакое не эфэсбэшное, а так, писулька какая-то, и актёру Баранову, которого он, Гончаров, с помощью этой писульки разыграл, со страху что-то примерещилось. Поскольку по видеозаписи трудно было сказать, что за удостоверение он показывал, гончаровская позиция была единственно верной. Не было поддельного удостоверения – нет и ответственности за подлог. Не добившись ничего, эфэсбэшники всё-таки для острастки заехали на работу к Гончарову, в овощной магазин, устроили там форменный обыск и здорово напугали его немногочисленный персонал и ничего не понявшего директора. Понять директор ничего не понял, кроме одного: гости пожаловали с Лубянки и причина этому жуткому событию не кто иной, как грузчик Гончаров. И едва эфэсбэшники уехали, в следующие шестьдесят секунд Гончаров вылетел с работы. На всякий случай, для профилактики. Если какой помидор в корзинке подгнил, его лучше выбросить сразу, пока и остальные не подпортились. Такая, наверное, была логика.

      – Вот, – печально заключил Гончаров. – Такие дела.

      Светлана смотрела на него с нескрываемым состраданием. Лично у меня эмоций было поменьше, но Гончарова я жалел. И один только Дёмин с демонстративной невозмутимостью таращился в окно, всем своим видом показывая, что этого грузчика-проныру он видит насквозь.

      Я позвонил Касаткину.

      – Это Колодин, – сказал я. – Мы сможем с вами встретиться?

      – По какому делу?

      – По неотложному.

      Я услышал, как Касаткин вздохнул. У него каждый день – по три тысячи дел, и все без исключения неотложные.

      – Это очень важно, – упорствовал я.

      – Хорошо, жду.

      Я