Под небом Эстреллы. Антар и Малица. Начало пути. Ирина Валерьевна Дынина

– а, как почует его дева речная, да поманит за собой, да потопит в омуте глубоком, сомам хищным на поживу?

      Но, обошлось. Дану-заступница оборонила, не иначе.

      Сибаха, узнав о непотребстве, губы скорбно поджала, лицом потемнев, в висках чёрных прядь седая промелькнула.

      Не бывает так, чтоб русала недобрая, сына человеческого без откупа отпустила. Не иначе, зло какое удумала рыба холодная!

      Осталось ей, матери горемычной, сына от напасти не уберёгшей, молить о заступе Дану-богиню, да мужа её сердитого, Антареса. Слёзно молить и подношение богатое в храм двух богов отнести.

      Только вот, Дану русалок сама не обижала и иным не велела. Антарес же, бог войны грозный, токмо воям отвечал, да и то не всем, а славным да именитым и то – редко.

      Иногда, глухи боги к мольбам смертным.

      Сам Алтау, сын купеческий, непутевый, с тех пор покой потерял. Утратил парень охоту к жёнкам весёлым, да мёду хмельному, всё на берег пустой его тянуло, на деву речную, дивную, хоть одним глазком глянуть.

      Как отец из дальних земель вернулся, да наречённую привёз, Алтау и не ведал, по берегу бегал, аки пёс голодный, слюни пускал, да русалу выглядывал.

      И, совсем было загинул парень, кабы не Малада младая.

      Вышла наречённая из дому, на высоко крыльцо ступила ножками в сапожки красные обутыми, да взглянула на суженого глазищами своими чёрными, точно душу за ворот схватила и тряхнула, играючи.

      Парня будто обухом по башке дурной шарахнуло, вмиг о русале забыл, растворившись в глазах южанки.

      Там и свадьбу сыграли скорую, на другой же день, да и в опочивальню.

      О русалкиных прелестях надолго забыл муж молодой и вспоминал до времени.

      Вспомнил в ночь, когда жена рожала.

      Рожала Малада в муках великих. Никто к ней допущен не был – ни сам Алтау, ни, кто иной из домочадцев.

      Зорко Сибаха, мать Алтау, за повитухой ветхой приглядывала, как чуяла что недоброе.

      Сын купеческий, припомнив кое о чём, берег речной топтал, словно жеребец на выгуле, ждал и Дану молил, дабы случившееся с ним в прошлом годе, сном недобрым оказалось.

      Не свезло.

      Приплыла русалка его, всё такая же прекрасная, белокожая да темноволосая. Только сам Алтау, любовью её отравленный, прозрел к этому времени и зачарованным не казался.

      Не до игрищ ему сердечных ныне – жена любимая сына рожает, того и гляди, помрёт ненароком, пока он на берегу пустом грехи свои замаливает.

      Дядько Силаст сызнова в тех же кустах сидел, спрятавшись. Но всё равно, трясло слугу верного сильно, и зуб на зуб у него не попадал от страха великого.

      С августа, как раз десять месяцев минуло, русалка и сама сподобилась, сыном разродившись.

      Русалы вольные, они, не люди вовсе, иные, потому-то и дети у них не в раз родятся. На месяц дольше мальков мать вынашивает и на свет божий выпускает из утробы своей.

      Коли девка вышла бы – оставила б её дева речная при себе, а так, отцу приплод отдала, на прощанье дунув сыну в личико белое, да омыв его водой студёной