Ночь страсти. Элизабет Бойл

пара подвыпивших прожигателей жизни жали друг другу руки и продолжали свое громкое приветствие.

      – Джорджи, старик, как дела?

      Она с облегчением вздохнула и увидела, что ее спутник внимательно рассматривает ее и одна его бровь вопросительно поднята.

      На ее лице все еще отражались страх и смущение от того, что ее поймали с поличным.

      – Джорджи? – переспросил он. – Это ваше имя? Довольно необычное для жрицы любви, вы не находите? Разве французские имена больше не в моде?

      – Это старое прозвище, – ответила она, оглядываясь вокруг.

      – Оно подходит вам, – заметил Колин. – Гораздо больше, чем Иветта или Селеста. Вы не возражаете, если я буду звать вас Джорджи?

      – Нет, конечно, нет, – покачала она головой.

      – Вот и отлично. А я – Колин, лорд…

      Он неожиданно замолчал, так как путь им преградили трое мужчин в морской форме.

      Пусть эти трое носили расшитую золотом форму офицеров, голодный и жадный блеск в их глазах говорил ей, что они ничем не отличались от толпы истосковавшихся по берегу простых матросов, наводнявших доки Пензанса с каждым приливом.

      Джорджи инстинктивно прижалась к Колину.

      Колин. Ей нравился звук его имени и то, что она чувствовала себя в безопасности вблизи этого человека.

      – Что вам угодно, Браммит? – спросил Колин выступившего вперед крупного мужчину.

      – Увидеть, как вас вздернут, словно паршивого пса, – ответил человек, на руке которого висела шлюха и смеялась тонко и пронзительно, а щеки ее при этом дрожали.

      Джорджи вдруг поняла, почему леди Финч предупреждала ее о тяжелой жизни падших женщин. Две другие женщины с этими джентльменами выглядели так, будто проползли на четвереньках не меньше мили.

      – Жаль разочаровывать вас, капитан, – ответил Колин, – но у меня другие планы.

      Теперь вперед выступил другой офицер. Он ниже ростом остальных двоих, но столь же агрессивен, подумала Джорджи, судя по взгляду его птичьих глаз и напряженной позе. Он напоминал фокстерьера, выслеживающего крысу.

      – Похоже, всегда совершенный и лицемерный Ромул считает, что и сейчас он лучше нас. Но полагаю, мы должны пожалеть вас, потому что это все, что вы теперь можете себе позволить, – сказал он, глядя с оскорбительной улыбкой на Джорджи.

      За кого бы она себя ни выдавала, Джорджи не могла допустить, чтобы о ней отзывались так, будто она была гниющими на свалке отбросами. Она сделала шаг вперед, готовая высказать все, что думала по этому поводу, когда почувствовала, как рука Колина, на которую она опиралась, напряглась, чтобы удержать ее.

      Он как бы говорил: это не ваше поле битвы.

      – Оставьте девушку в покое, Паскинс, – произнес Колин тоном, который спровоцировал их оспорить его авторитет. Но еще приятнее его открытой защиты было легкое поглаживание ее руки его большим пальцем, что означало, в чем она была абсолютно уверена, что этот мужчина не судил о ней по ее вызывающему туалету.

      – Как же вы осмелились показать свою трусливую физиономию на публике,