Вспомни меня 2. Виктория Мальцева

а спиной в ствол дерева довольно непросто, опасно и требует немало сил. Он тоже устал. И он тоже после болезни.

      – Я вот всё думаю…, – начинаю и намеренно замолкаю.

      Не проходит и минуты, как он любопытствует:

      – О чём?

      – Ну вот, ты же сказал, что кое-что вспомнил, когда я болела. Правда, не сказал, что именно, но ладно, допустим, это так. Но ведь поцеловал-то ты меня до того…

      – Допустим, – соглашается он.

      – Раз поцеловал, значит, выбрал. Ты же не из тех, кто целуется просто так?

      – Не из тех, – основа соглашается он.

      – Если ты меня выбрал, то мне хотелось бы знать, почему?

      Вместо ответа, я слышу позади себя шорох, а когда оборачиваюсь – Альфы и след простыл – он уже спускается по верёвке, да ещё так шустро! Не то, что пауком по стене лезть!

      Когда очередь доходит до меня, я приземляюсь не на груду веток и обломков камней, оставшихся после цунами, а прямиком в его руки. И это нравится мне не меньше, чем «Самый ценный рюкзак».

      – Так что там? Почему из нас двоих ты выбрал меня? – напоминаю вопрос, пока ответчик упаковывает верёвку обратно во внешний карман своего рюкзака. – Только честно.

      – Из вас двоих?

      Он бросает на меня какой-то, мягко говоря, недружелюбный взгляд. Потом ещё один, и на это раз я бы назвала его злобным.

      – Ну, между мной же и Цыпой ты выбирал? Или там ещё кто-то был?

      Поднявшись, надев на себя оба рюкзака и сделав первый шаг по ему одному известному пути, Альфа, наконец, открывает рот, чтобы ответить:

      – Ты своенравная, своевольная, болезненно относишься к свободе. Ты умная, справедливая. Ты можешь быть нежной и заботливой, но не для всех и не всегда. Это нужно заслужить или заработать. Может быть, поэтому твои забота и нежность воспринимаются по-другому, их ценность выше. Намного, гораздо выше. Они как награда или… наркотик. Их не просто хочется получить, ты становишься одержим вначале желанием, потом потребностью. В тебе так много красок, что окружающие блёкнут на твоём фоне, становятся неинтересными, скучными. Пресными. Утомительными. И только за тобой хочется бежать, искать тебя, а поймав, всеми силами держать, но ты всё равно выскользнешь. Снова убежишь, но недалеко – ровно туда, где я снова смогу тебя найти. Гармония. Это называется гармония. Для кого-то твоя пестрота – это слишком. Кто-то хочет линейности и покладистости, и в этом их комфорт. Для кого-то даже в тебе мало огня, а для меня – в самый раз.

      Пауза. Пока я собираю мысли в кучу, он останавливается, разворачивается ко мне лицом и добавляет:

      – Это то, что ты хотела услышать. А теперь правда… Говорить?

      Я сперва оторопеваю, потом, в принципе, узнаю его вредную и непредсказуемую натуру.

      – Конечно.

      – Вряд ли она тебе понравится.

      – Переживу.

      – Хорошо. Окей. Запах твоего тела.

      – Запах?

      Я даже останавливаюсь от возмущения.

      – Да, запах. Вначале он нравился. Просто нравился. Потом стал требовать подойти к тебе. Я подходил, а он уже хотел больше: заговори. Я говорил, а он требовал ещё и ещё, больше