100 грамм предательства. Мария Слуницкая

Фолк прячет ножик в карман и тоже поднимается на ноги.

      – Хочу проверить, что там и как…

      – Давай-ка, лучше я? – он улыбается, но от его улыбки меня передёргивает.

      – Ладно…

      Дожидаюсь, пока Фолк взберётся наверх, а потом спрашиваю, затаив дыхание, что он видит. Даже задремавшая Тина глядит теперь с интересом.

      – Ну… Что там? – теряет терпение и Бубба.

      – Арка оцеплена. Куча машин с мигалками… Больше ничего не видно.

      – А чего вы ждали? Что нам ковровую дорожку постелют и разойдутся по домам? – кривится Тина. – Хорошо, если вообще выберемся.

      – Дождёмся темноты, а там попытаем счастье… – решает Фолк, вклиниваясь между мной и Буббой.

      – Лишь бы с голоду не сдохнуть… – ворчит Бубба.

      – Вот поймают тебя, посадят в Кульпу, будут кормить по расписанию! – ехидно добавляет Тина, снова утыкаясь носом в колени. – Разбудите меня, как солнце сядет…

      Я смотрю на небо, но солнце висит неподвижно – день в самом разгаре… Ждать придётся долго. С завистью смотрю на Тину, которая уже вовсю посапывает. А вот я не засну, даже если выпью тонну снотворного. Мало того, что голод мучает, так ещё и напряжение такое, что того и гляди – током бить начну…

      Решаю сразиться со временем, просто начав считать. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть…

      6 глава. Мышеловка в Храме

      …Пятнадцать тысяч сто двадцать семь…

      К тому моменту, когда на горизонте появляются алые всполохи, я сбиваюсь седьмой раз. Пятнадцать тысяч сто двадцать восемь… Тело затекло, мышцы одеревенели, хотя я периодически вставала и разминалась.

      А голод уже дыру прогрыз в желудке. Скоро начну скулить, совсем как Бубба. Хотя он в последние пару часов затих и украдкой наблюдает за Тиной, пока та спит.

      При взгляде на девушку, глаза парня как будто наполняются теплом, от которого даже мне становится жарко. Чувствую себя неуютно: будто подсматриваю за ним в раздевалке. Только одно дело – смотреть на нагое тело и совсем другое – заглядывать в обнажённую душу.

      – Как только стемнеет, выдвигаемся! – предупреждает Фолк, в очередной раз выглядывая из укрытия.

      Наконец-то!

      Сидеть в этой чаше весь день просто невыносимо.

      Снова смотрю в небо – солнце почти погасло, а первые звёзды уже выкатились и мерцают бледными бусинками. Ещё от силы полчаса и тьма окончательно победит.

      Скоро придёт наше время.

      ***

      Спустившись всё по той же лестнице, мы снова оказываемся во внутреннем дворике, только сейчас он выглядит совсем иначе: тёмный и мрачный, а его стены напирают на нас, точно желая расплющить.

      Нужно убираться отсюда да поживее. Не дай эйдос, нас здесь застукают – деваться будет некуда – кругом кирпичные стены, а по углам притаились тени.

      Стоит нам покинуть двор, как невдалеке появляются сине-красные огни полицейских мигалок. Мы уже отошли на приличное расстояние от укрытия и застыли как вкопанные посреди лужайки Храма. Безмолвная, лишённая голоса, машина катится