Маша-растеряша. Vicky Muss

за нехорошие мысли на её счет. Самойлова рассказывала о своей работе с увлечением и так завидно становилось только от одного блеска в её глазах. У меня не было такой тяге к чему-то. Моя работа была сухой и требующей внимательности. Я даже в технический поступила, потому что папа надавил. Что там забыли такие творческие уникумы как Ната и даже мой муж, я не понимала.

      Под весёлые байки различных казусов на концертных площадках, мы подъехали к подъезду Наташиного дома. И впервые мне было спокойно на душе. Полный штиль. Но я знала, что буря настигнет меня, потому что предстоял тяжелый развод с Полонским.

      Воспоминания совместной жизни окутывали липкой паутиной страха, состоящей из гадких слов: «кому ты нужна», «между нами ничего не было», «что ты там себе выдумала», «у тебя только один выход – аборт».

      И всё это было закреплено постоянным давлением и контролем каждого шага, а порой и хлесткой пощечиной до искр из глаз.

      – Хочешь в выходные на концерт моих ребят? – сквозь мрак пробивался лучистый голос Самойловой.

      «Да, конечно хочу! Я теперь всё хотеть буду. И начну наверное с… Платона? Андрея?»

      Главное, для начала пойти на концерт.

      Глава 7

      Надо ли говорить, что эта неделя выдалась тяжёлой? А может стоило упомянуть, как Юрочка, мой ненаглядный, осаждал каждый вечер парковку рядом с нашим офисом?

      Постоянные скачки его настроения сводили меня с ума! Разгон был от простых смс с текстом «Привет. Как ты?» до импульсивных «Тварь неблагодарная». Или моё любимое: «Ты без меня не сможешь.»

      И меня правда крутило, разрывало от бессилия и бесконечной усталости от ситуации в целом. Порой доходило до паранойи. Мне казалось, что он отслеживает мои передвижения, посылая запугивающие заботливые сообщения. Дышать не могла. Больно, потому что осознавать, что все эти годы я терпела насилие над собой. Все его слова и поступки были ничто иное как манипуляция, цель которых была обретение контроля надо мной.

      Полонский угрожал, пытался всеми возможными и невозможными словами и поступками, хоть как-то вернуть мою щенячью преданность. В эти моменты я звонила Наташе. Нет, не плакалась. А просто говорила, отвлекала себя хоть как-то.

      Мы стали чаще видеться, обедать вместе, иногда вечерами ужинать, если она была свободна. После таких посиделок мне было легче возвращаться в пустующий дом детства. Я могла подолгу сидеть в беседке и смотреть на ночное небо, которое изредка радовало россыпью ночных светил, таких далёких, холодных и одиноких. В такие моменты я чувствовала себя песчинкой в таком огромном мире. Но я уже была знакома с этими ощущениями никчемности. С ним. Всегда.

      Мне нужно было бежать от него, пока не поздно. А я жалела себя. Нашу с Юрой жизнь, которая и не была жизнью. Замок из песка.

      Это сейчас я такая умная понимала. Повзрослела? Или научил горький опыт? Я не знала! Я не знала, когда смогла чётко осознать действительность происходящего. Может, в тот момент когда увидела его у торгового центра с очередной «ничего не значащей»? А может, ещё на одном из свиданий, когда была влюблена в него без