Маша-растеряша. Vicky Muss

этих холодных безразличных глаз. Боялась, что он в очередной раз решит за меня, продавит, лишит выбора. Но встала, как вкопанная.

      – Мы можем поговорить?

      Я повернулась и встретилась с серьезным спокойным взглядом Полонского, но в то же время, такого что ли неизбежного, говорящего «дурочка, ну что ты бегаешь».

      – Юр, оставь меня, пожалуйста, в покое, – моя жалкая попытка достучаться до него провалилась.

      Он подошёл ближе, и я мысленно готовилась к очередному выбросу обвинений, ласки, оскорблений. Что там ещё? К чему угодно…

      – Этого не будет. И ты это знаешь, – гипнотический властный голос окутывал, сковывая цепями.

      Я снова терпела. Ждала. Чего?

      Юрий приблизился ко мне мягко, как хищник, чтобы не спугнуть свою жертву. Мы одни сейчас, вокруг никого. И я снова проклинала себя за то, что говорила с ним, за то, что позволяла прикасаться к себе.

      Он обхватил ладонями моё лицо, нежно гладил щёки большими пальцами, посылая липкие импульсы страха по позвоночнику. Неприятные ощущения ужаса от прикосновений родного человека скапливались в груди.

      – Чего ты хочешь? – мой голос дрожал, он снова делал это со мной: подчинял.

      Полонский всматривался в мои наполненные слезами глаза. И где-то в глубине, в не здоровом блеске чёрного зрачка, я видела, как он упивается этой властью надо мной.

      – Хочу, чтобы ты вернулась домой, вернулась ко мне.

      – Если ты ещё не понял, я повторю…

      Юра очерчивал пальцами мои пухлые губы, а мне было страшно. Впервые рядом с ним, так страшно.

      – Я подала на развод, Юра.

      Холодные пальцы резко замерли, сжимаясь на нижней челюсти. Взгляд мужчины заострился, пробирая до костей.

      – Ты заберешь заявление, Маш, – ласково шептал он, целуя лицо и волосы.

      Собирая мои слёзы аккуратными губами и медленно ведя руками вдоль моих плеч, прижимал к своей груди. Впечатавшись щекой в неё, я крепко зажмурилась, до белых пятен перед глазами. Вспомнила, как в кабинете у врача гинеколога придумывала оправдание себе и любимому мужу, когда она пыталась меня переубедить делать аборт. А потом вздохнула, щёлкнула автоматической ручкой, поставила подпись и печать, и с сожалением, протянула направление.

      Щелчок зазвучал в моей голове так, будто у моих ушей, заставляя выйти меня из оцепенения и оттолкнуть от себя Юру.

      – Хватит! Я всё знаю, слышишь! Ты не захотел нашего ребенка! Нашего! Понимаешь? – в моем голосе звучал надрыв. – Теперь у тебя есть другая дурочка, иди к ней! – я кричала на всю улицу, совершенно не беспокоясь, что кто-то посторонний станет свидетелем семейной ссоры.

      – Прекрати орать.

      Муж пытался заткнуть меня шипящими угрозами. Конечно! Ведь такой адекватный, вежливый и обходительный Юрий Полонский, генеральный директор ведущего рекламного агентства, не мог позволить подобного поведения в обществе.

      – Ты сама виновата! – с омерзением выплюнул он каждое слово правдивой фразы.

      – Да! Только я больше не позволю тебе вмешиваться в мою жизнь.