Квартира в Париже. Келли Боуэн

я решил его вернуть.

      – И явился с цветами.

      – Потому что сердце она тоже украла. Хоть мне и не удалось его вернуть, я об этом не жалею. Оно твое навсегда, moja kochana[2].

      Софи взглянула на свадебное кольцо на пальце. В косых лучах солнца, начинающего садиться над крышами и шпилями, рубин и крошечные жемчужины переливались яркими искорками.

      – Знаешь, Петр Ковальский, ты просто неисправимый романтик.

      – Каюсь, – сверкнул он лукавой ухмылкой. – За это ты меня и любишь.

      – Я тебя люблю за доброту, храбрость и порядочность. А еще за терпение, нежность и ум.

      – А как же красота?

      – Ты самый красивый мужчина на свете, – улыбнулась Софи.

      – Само собой. Ну давай, продолжай. А еще за что любишь?

      – Ты просто напрашиваешься на комплименты.

      – Да, а потом твоя очередь. Обещаю, в долгу не останусь.

      Софи рассмеялась и добавила уже серьезно:

      – Помнишь, как я рассказала, что хочу стать профессором языкознания в Оксфорде, а ты только спросил, почему до сих пор не подала документы? И где мы будем жить. За это и люблю.

      – Совершенно естественные вопросы.

      Софи потеребила край простыни.

      – Большинство мужчин этого бы не поняли.

      – Я не большинство, – он поймал ее за руку. – И вообще, с чего вдруг такие мысли?

      – Детские комплексы, – пробормотала Софи. – Извини. Неподходящая тема да и романтики никакой в брачную ночь.

      Петр уселся на протестующе скрипнувшей кровати и приобнял Софи за талию, притянув к себе.

      – Если кому взбредет в голову погасить то пламя, что бушует у тебя в сердце, его даже за человека считать нельзя. Можешь мечтать о чем угодно, я тебя всегда поддержу.

      – Сейчас я самая счастливая на свете, – любуясь им, прошептала она.

      – Осторожно, – заметил он, и у него в глазах заплясали озорные искорки. – А то еще в безнадежные романтики запишут.

      – Между прочим, у нас в семье ни безнадежных, ни еще каких женщин-романтиков отродясь не водилось, – фыркнула она. – Это больше по мужской части.

      – Скорей бы с ними познакомиться.

      – Успеешь еще.

      – А они злиться не будут? За то, что я на их дочери женился, даже не сватаясь?

      Софи прикусила губу. Сколько она себя помнила, замужество всегда шло вразрез с ее мечтами и желаниями, противоречило идеям свободы и независимости. Ее неприятие брака только усиливалось всякий раз, когда очередная настырная матрона совала нос в чужие дела со своими нотациями, мол, давно пора бросать эту бесполезную учебу и заняться настоящим делом – подыскать приличную партию и остепениться.

      Тысячу раз она клялась родным, что никогда не влюбится. Никогда не выйдет замуж. Потом тысячу раз садилась за письменный стол, чтобы сознаться во лжи. И каждый раз не находила слов. Ничего, завтра она все исправит, вот только доберется до Варшавы.

      – Ты их покоришь, – уверила она.

      Иначе и быть не может.

      – Жаль,

2

Moja kochana (польск.) – моя любимая.