Квартира в Париже. Келли Боуэн

резко развернулась и, не дожидаясь ответа, направилась в спальню, где так же привычно проверила, плотно ли задернуты шторы, и только потом включила лампу.

      Вскоре в дверях появился Жером.

      – Проходи, – велела она. – Что ты здесь видишь?

      Жером смерил ее пристальным взглядом, но послушался. Обошел спальню кругом, заглянул в гардеробную и остановился перед шифоньером.

      – Столько тряпья, что за всю жизнь не сносить.

      – Верно, – согласилась она, чем, казалось, его обескуражила.

      Он снова медленно обернулся, озираясь кругом, и с ноткой раздражения переспросил:

      – Алар, так что ты хотела показать?

      – Ничего, – буркнула она, скрестив руки на груди.

      – В каком смысле?

      – В самом прямом.

      Жером только всплеснул руками.

      – Давай объясню, что ты не заметил. В гардеробной фальшивой стенкой отгорожена ниша с полной коллекцией картин семьи Рашель, – резко продолжила она. – Небольшая переделка, легко замаскированная той самой кучей тряпья, что мне не переносить за всю жизнь.

      Жером нахмурился.

      – Отец Рашель, Серж Уайлер, почти всю жизнь собирал работы импрессионистов и экспрессионистов, а чтобы фашисты все не разграбили, попросил меня спрятать эту коллекцию. И помог поставить фальшивую стену, – добавила она.

      – Я не…

      – Не перебивай! – рявкнула она.

      Жером замолчал.

      – А еще Серж помог сделать вот это.

      Эстель подошла к шкафу и широко распахнула дверцы. Потом потянулась к потайной защелке в верхнем углу, и задняя стенка шкафа отворилась внутрь.

      – Когда я была маленькая, в этой комнатке жили компаньонки и гувернантки. Мы просто переделали шкаф и переставили его перед дверью.

      Жером уставился на узкую кровать со столиком, смутно виднеющиеся в потайном закутке.

      – Никогда не видел ничего подобного, – пробормотал он.

      – До того как «Риц» заняли люфтваффе, а Геринг захватил императорский люкс, там жила вдова, американка по имени Лора Мэй. Когда пришли немцы, она боялась, что у нее отнимут огромную коллекцию мехов, вот и попрятала их во встроенном шкафу, а перед ним поставила здоровенный старинный шифоньер, чтобы прикрыть дверь. Оттуда я и почерпнула идею.

      – Ты-то откуда это знаешь? – спросил Жером, нырнув по самые плечи внутрь. – Что она сделала?

      – От нее самой. По-моему, очень хитро придумано.

      – А с ней что случилось? С американкой?

      – Все остальное продала фашистам… Самые эффектные драгоценности попали к Герингу, говорят, кое-что досталось даже Гитлеру… и покинула Париж. Куда уехала, я не знаю. Хотя меха, предполагаю, все еще в «Рице».

      Жером повернулся к ней и мягко, даже несколько смущенно спросил:

      – Так для чего эта комната?

      – Ты знаешь, что Серж – врач?