Квартира в Париже. Келли Боуэн

не повторится.

      – Уж постарайся.

      – Давно пришел?

      – Да еще засветло.

      – У тебя все в порядке? Или что-то случилось? – шепотом спросила Эстель.

      – Нет, все нормально.

      Она провела рукой по волосам.

      – Напугал меня до смерти.

      – Прости, – не особо убедительно отозвался он.

      – Ты хоть представляешь, что с тобой сделают, если попадешься во время комендантского часа?

      При мысли о том, что Жерома могут пристрелить или повесить на первом попавшемся столбе, живот свело судорогой.

      – Прекрасно представляю, – холодно отрезал он. – Своими глазами видел. А ты, похоже, нашла способ избежать подобной участи.

      – Что-что?

      – Несколько минут назад я видел из окна, как ты вышла из машины. Не ожидал, что фашисты тебе выделили личного шофера.

      – Я была в «Рице», – начала Эстель, как бы оправдываясь. – А потом мне предложили помочь добраться домой, вот я и согласилась, потому что иначе было бы опасно.

      – Могла бы остаться на ночь. Там тебе наверняка были бы рады.

      Нахмурясь от такой грубости, Эстель отстранилась от него и на ощупь обошла письменный стол, куда бросила сверток. Оставив сумочку и палантин на диване, направилась к окнам проверить, плотно ли задернуты шторы, а потом включила маленькую настольную лампу и вдруг спросила:

      – Жером, зачем ты пришел?

      Врач словно окаменел.

      Неприметно одетый, с непокрытой головой, так что густые волосы, заметно отросшие с последней их встречи, падали на лоб. А он похудел, осунулся, скулы заострились. В обычно добром взгляде его карамельно-карих глаз теперь сквозило осуждение.

      – Зашел проведать, а то Вивьен беспокоится, вдруг что стряслось. Обмолвилась, что вы давно не виделись.

      – Просто нечего было передавать, – объяснила Эстель. – Зато сегодня я…

      – Ну и хоромы у тебя, – перебил он.

      – Что?

      – Столько народу осталось ни с чем, а ты тут в роскоши купаешься, цела и невредима.

      – Я же с детства тут живу. Считай, одна, только няньки, компаньонки да гувернантки меняются, которых родители нанимали меня воспитывать.

      Она осеклась, поняв, как это прозвучало словно из уст избалованной наследницы знатного рода, которой она зарекалась стать. Жером прав – жить в такой роскоши большое везение.

      – Извини. Я не это хотела сказать.

      Жером наконец сдвинулся с места и подошел к небольшому журнальному столику рядом с диваном. Взял номер журнала «Сигнал» и принялся внимательно разглядывать.

      – Надо же, ты и подписку продлеваешь, – не глядя на нее, холодно процедил он.

      Потом бросил журнал и взял черно-белый снимок в рамке, с которого глядел немецкий офицер в форме Первой мировой.

      – Родственник?

      Эстель опешила. Да как он мог подумать, что она…

      – Хотя какая разница, – не дожидаясь ответа, добавил он и небрежно поставил