Разграбленный город. Оливия Мэннинг

со дня на день придет содержание, не беспокойтесь, я верну всё до гроша…

      Оба они с облегчением услышали, что Гай вернулся домой. Он вошел в комнату, широко улыбаясь, словно приготовил Гарриет какой-то восхитительный сюрприз.

      – Помнишь Тоби Лаша? – спросил он.

      – Я счастлив видеть вас снова! Просто счастлив! – провозгласил Тоби, глядя на Гарриет с восторгом, словно это была долгожданная встреча после разлуки.

      Она видела его только единожды и почти не помнила. Ей удалось произнести подходящий ответ, но на деле гость не впечатлил ее: лет двадцати пяти, ширококостный и неловкий. У него были резкие черты лица и грубая кожа, и вместе с тем казалось, что лицо было сделано из неподходящего, чересчур мягкого материала.

      Посасывая трубку, Тоби обернулся к Гаю и выпалил:

      – Знаете, что мне напоминает ваша супруга? Вот эти строчки Теннисона: «Она идет во всей красе, светла, как что-то там волны».

      – Это Байрон, – сказал Гай.

      – Господи! – Тоби зажал рот рукой, преувеличенно изображая стыд. – Вечно я путаю. Я не то чтобы не знаю, просто не помню.

      Заметив Якимова, он бросился к нему с приветствиями и протянутой рукой. Гарриет ушла на кухню, чтобы сказать Деспине, что за обедом будет еще один гость. Когда она вернулась, Тоби со множеством избыточных шуточек описывал положение дел в столице Трансильвании, откуда только что сбежал.

      Хотя Клуж уже двадцать лет находился под правлением Румынии, это всё еще был венгерский город. Жители только и ждали, когда всеми презираемый режим падет.

      – Они даже не поддерживают немцев, – говорил Тоби, – просто ждут, когда вернутся венгры. И не хотят понимать, что следом за ними придут фашисты. Если сказать об этом вслух, они придумывают отговорки. Моя знакомая – еврейка – сказала: «Мы ждем этого не ради себя, а ради наших детей». Думают, что уже со дня на день всё случится.

      Тоби стоял у открытого французского окна, и его потрепанный силуэт четко вырисовывался в лучах ослепительного солнечного света.

      – Я был единственным англичанином там, и мне приходилось помалкивать, – продолжал он. – И что бы вы думали, случилось перед моим отъездом? Немцы назначили там гауляйтера – графа Фредерика фон Флюгеля. Пора делать ноги, сказал я себе.

      – Фредди фон Флюгель! – радостно вмешался Якимов. – Мой старый друг! Мой дорогой друг. Когда я верну себе автомобиль, можем все вместе отправиться в Клуж и повидать Фредди. Он будет счастлив.

      Тоби с открытым ртом уставился на Якимова, после чего потряс плечами, изображая приступ бешеного хохота.

      – Ну вы и шутник, – сказал он. Якимов выглядел удивленным, но явно порадовался, что его сочли шутником.

      За обедом Гарриет спросила Тоби:

      – Вы планируете остаться в Бухаресте?

      – Если удастся найти место учителя, – ответил он. – Я вольная птица, не принадлежу ни к какой организации. Приехал сюда сам, всю дорогу за рулем. Неплохое приключение вышло. Если у меня не будет работы, то и есть мне будет нечего. Всё просто.

      Он умоляюще уставился на Гая:

      – Слышал,