Разграбленный город. Оливия Мэннинг

смягчившись, он поднял взгляд и заговорил уже совсем другим тоном:

      – Весьма. Это означает, что мы не побеждены. Наша мораль крепка. И нас ждет блестящее будущее. У меня много планов…

      – Вы полагаете, у нас есть будущее?

      – Разумеется, есть. Никто не будет нам противостоять. Румынская политика всегда заключалась в том, чтобы сидеть на двух стульях. Что же до немцев, для них главное – получить желаемое, а остальное им безразлично. Я так уверен в будущем, что выписал сюда старого друга, профессора лорда Пинкроуза. Он прочтет Кантакузеновскую лекцию.

      Видя изумление Гарриет, Инчкейп удовлетворенно ухмыльнулся.

      – Время напомнить о себе, – сказал он. – Традиционно в таких лекциях говорится об английской литературе. Так мы напомним румынам, что наша литература – одна из лучших в мире. И это прекрасное светское мероприятие. В прошлый раз у нас в первом ряду сидело восемь княгинь. – Он стал теснить Гарриет к двери. – Разумеется, подготовка – дело очень хлопотное. Мне надо будет найти зал и устроить Пинкроуза в гостиницу. Не знаю, один ли он приедет.

      – Он может приехать с супругой?

      – Бога ради, нет у него никакой супруги, – сказал Инчкейп таким тоном, словно брак был каким-то нелепым обычаем примитивных туземцев. – Но он уже не так молод. Возможно, с ним будет компаньон.

      Открыв дверь, Инчкейп напоследок сообщил:

      – Дитя мое, мы должны поддерживать баланс. Разумеется, это непросто, особенно когда сами мы плавимся от жары. Всего вам доброго.

      Он закрыл дверь, и Гарриет вышла на улицу с ощущением, что ничего не добилась.

      Незадолго до того, как гвардисты прошли мимо университета, к Гаю в кабинет пришла Софи Оресану. Раньше этот кабинет принадлежал Инчкейпу, и в письменном столе до сих пор хранились его бумаги, а полки были уставлены его книгами.

      Софи с энтузиазмом присоединилась к летней школе. Теперь же она устроилась на подлокотнике кожаного кресла напротив Гая и сообщила:

      – Не могу работать в такую жару.

      Она безмятежно изогнулась, демонстрируя свое главное достоинство – фигуру, надула ярко накрашенные губы, после чего вздохнула и ткнула пальчиком в свою полную бледную щеку.

      – В это время года в городе просто ужасно.

      Равнодушно наблюдая за извиваниями Софи, Гай вспомнил подслушанную недавно беседу двух студентов:

      – Ничего хорошего в этой Оресану нет, обычная вертихвостка.

      – Люблю таких!

      Он улыбнулся этому воспоминанию, глядя, как она ерзает на подлокотнике, поводя задом в его сторону. Бедняжка! Сирота без приданого, с вечной тягой к независимости, так вредившей ей в глазах румынского общества. Ей необходимо найти себе мужа. Вспомнив, как она огорчилась, когда он вернулся в Бухарест с женой, Гай ободряюще сказал:

      – Другие студенты не вешают нос!

      Она отмахнулась от самой мысли о других студентах.

      – У меня нежная кожа, мне вредно солнце.

      – Но в городе всё же безопаснее.

      – Нет. Говорят,