За чертой. Александр Можаев

едем ко мне. Мамку обрадуем…

      – Ну и где же ты отхватил себе такую дуру-то?! – первое, что воскликнула «обрадованная» мамка, когда Кудин ввёл под руку молодую жену.

      – Дело сделано! – отрезал Кудин. – Доставай посуду, чего там ещё полагается – свадьбу будем играть!

      – Совсем сказился… – шептала тётка Полина. Какая свадьба, когда, кромя борща и мочёных арбузов, на стол и поставить нечего.

      – А сало?!

      – Ну, сало ещё…

      – А говоришь: «нечего»!..

      Скоро мы уж звенели стопками, дружно орали: «Горько!», и Кудин делал безуспешные попытки поцеловать молодую жену, которая ловко уворачивалась от его поцелуев.

      – Кудин, отпусти меня, пожалуйста, – наконец жалобно попросила она. – Я поеду домой… Там мамка с ума уж сходит…

      – Мы поедем! – твёрдо сказал Кудин.

      – И что я скажу мамке?..

      – Скажешь, что ждала меня всю жизнь!

      Мы проводили их до разъезда. Ждали ночного поезда. Накрапывал дождь, и от этого было не понятно, отчего у Светланы мокрые щёки. Наконец она хлюпнула носом и отвернулась. Кудин попытался её обнять, она передёрнула плечами.

      Соловей кукушечку

      Клюнул у макушечку.

      Ты не плачь, кукушечка —

      Заживёт макушечка! —

      пропел Кудин и поцеловал её в голову.

      Она обернулась, обвела нас удивлённым взглядом и неожиданно ткнулась лицом в Кудинову грудь.

      Вот и поезд. Не прощаясь, Кудин, подтянувшись на поручнях, легко взлетел в тамбур, опустил свою руку – она покорно протянула свою. Скоро колёса отстучали свою дробь, поезд исчез в ночи, и стало тихо, только где-то в хуторе хрипло перекрикивались ранние петухи.

      Веселье окончилось. Домой возвращались молча. Отчего-то нам было очень жаль Кудина, но ещё больше мы жалели эту незнакомую до сего дня девушку Свету, и перед обоими мы чувствовали себя виноватыми.

      – Завтра явится… – проворчал Жека, когда мы расходились с ним по домам. – Там его быстро наладят…

      Я лишь прокряхтел, не найдя нужных слов.

* * *

      На удивление всем, Кудин на другой день не приехал, не вернулся он и через неделю, и через месяц.

      «Отбился Кудин от дома, пристал в зятья на станции Ольховой», – говорили о нём в хуторе. Но всё же в народе верно подмечено: «Как волка ни корми, от леса его не отвадишь». Уже через полгода начал он маяться и под предлогом: «Проведать мамку», стал по выходным заезжать в хутор. Нет-нет, как бы нечаянно, да и пройдётся мимо Натахиного двора. Наконец решился, живо вбежав по ступенькам, вошёл в дом.

      – Здорово, тёть Васят! – окликнул Натахину мать, стоящую у плиты.

      – Чего явился? – не оборачиваясь, отозвалась та.

      – Соскучил… по тебе, тёть Васят. – Кудин по-хозяйски придвинул к себе табурет и, не дожидаясь приглашения, сел. – Проведать пришёл…

      – Ну, проведал и давай дуй дальше! Вон те Бог и порог…

      – Что-то ты, тётка Васятка, недюже ласковая… – нагло улыбнулся Кудин.

      – Пусть жена тебя ластит… А тут гляди: Танкист