За чертой. Александр Можаев

графинчик с тонким горлышком, стопку и солёный огурчик. Жалостливо глядя на бригадира, вставляла в правую его руку полную, до краёв, стопку, в левую вкладывала огурчик.

      Зынченко, качнув головой и прикрыв глаза, медленно выпивает, занюхивает огурчиком и, наконец, тяжело выдохнув, возвращает Васятке и порожнюю стопку и нетронутый огурец.

      – Спасибо, Васятка, спасла… Теперь не помру, – говорит он ожившим голосом.

      – Может, повторить? – предлагает Васятка.

      – Ни. Я ж не ради пьянки окаянной. Щоб не помереть…

      Из запоя бригадира всегда выводила его жена Любка – наша хуторская казачка. Изо дня в день она сбавляла дозу хмельного, а Зынченко мужественно не перечил ей. Выручала работа – в бригадном колесе не расслабишься. Председатель колхоза Зынченко ценил и прощал ему его слабость. Иногда пробовал воспитывать его парторг Рогов:

      – Что за вид, Пётр Иванович?! Мятый, нечёсаный, небритый… На тебя ж люди смотрят! Какой пример ты собой несёшь? – наставлял он. – Бригадир должен быть чисто выбрит и…

      – Слегка пьян… – добавлял Зынченко.

      Любка, спасая мужа, доводила дозу до минимальной и в заключение разбавляла водку водой так, что от неё оставался лишь запах. В эти дни Зынченко был особенно раздражён и недружелюбен, с одинаковым усердием мог обматерить любого – хоть скотника, хоть парторга. И лишь переболев, он становился прежним привычным для всех ироничным и «хитрым хохлом».

* * *

      Только заканчивалась стрижка, Зынченко уже у двора Кудина.

      – Что, Иваныч, плеснуть? – предлагает тот.

      – Ни, боже упаси… – мотает головой Зынченко. – Я вже оздоровив…

      – Грамоту принёс? – насмешливо спрашивает Кудин.

      – Нада грамота – нарисуемо и грамоту тоби. Надо мидаль – закажу в кузни мидаль… Тут дело таке, Кудин, завтра вже уборочная у нас…

      – Ну и флаг тебе в зубы, хохол!

      – У мэне на три комбайна два комбайнёра, Кудин.

      – Ну и что мне теперь, комбайнёров тебе настругать? …ь-молотить, но молотить не …ь!

      – То так, – соглашается Зынченко и тут же начинает выкладывать свои хитрые уловки:

      – Я б, Кудин, до другого и не ходив. Твий покойный батька був першим комбайнёром у колхози. Вин зроду николы не отказував, а ты вись в него!

      На этом Зынченко не останавливается, обязательно, как бы между прочим, добавит:

      – Там уси друзи твои… Натаха кухарить буде на полевом стане…

      – У меня завтрашним днём отпуск заканчивается. Хотишь, чтоб с завода меня попёрли?.. – уже не так категорично отвечал Кудин.

      – Та кто ж тебэ попре с заводу? Все устроемо. Людка моя тебе больничного лыста на мисяц справить.

      – Что ж она нарисует там, на целый месяц?

      – Та что хошь нарисуе! Хочь аборт, хочь гонорею, хочь понос, хочь золотуху…

      – А «кончину» после уборочной праздновать будем? – уже соглашаясь, смеётся Кудин.

      – Ну а як жа без этого!.. Вы токи хлиб убирить – буде вам и венок соломняный на шию, и праздник с гармонью… Но я на сей раз участвовать не стану – мени и прошлого досыть… Распоряжусь дивчатам, шоб всиго наготовили, вскочу