Доживем до понедельника. Наталья Долинина

юмором, который амортизирует резкость любых суждений и не позволяет придраться к ним…

      – Расскажи о себе, – переключил его Мельников.

      – А что я? Я в порядке, Илья Семенович, жалоб нет.

      – Женат?

      – Свободен. – Юмор Бориса утратил долю своей естественности. – Да, кстати, ведь там у вас обосновалась одна наша общая знакомая?.. Как она?

      – Рано судить, – с заминкой ответил Мельников. – Есть свои трудности, но у кого их нет?

      – Так ведь она обожает их, трудности! Настолько, что создает их искусственно. Себе-то ладно, это дело вкуса, но другим она их тоже создает…

      Помолчали. Мельникову хотелось спросить, что значат эти слова, но его что-то удерживало.

      Вдруг, разом потеряв свой «амортизирующий» юмор, бывший ученик повернулся к Мельникову и жарко заговорил:

      – Ну ладно: вам я скажу, вам это даже надо знать! Представьте себе невесту, которая буквально у входа в загс бормочет: «Прости меня», швыряет цветы и бежит от тебя! Бежит, как черт от ладана… Красиво? Мало того, что меня опозорили, мало того, что у моего отца был сердечный приступ, так еще сорвалась моя командировка в Англию. На год командировочка! Сами знаете, как они любят посылать неженатых! Да еще в страны НАТО! Про свои чувства я уж и не говорю…

      Летели в окнах дрожащие, обгоняющие друг друга огни… Чтобы закруглить эту тему без надсады и зла, Борис сказал:

      – А вообще-то все к лучшему. Знаете такую песенку:

      В жизни всему уделяется место,

      Рядом с добром уживается зло…

      Если к другому уходит невеста,

      То неизвестно, кому повезло!

      Огни, огни… Лиц мы не видим.

      – Или я не прав?

      – Прав, Боря, прав… Здесь можно остановить?

      – Так ведь еще не ваш переулок… я ж помню его!

      – А не важно, я дворами – короче… Спасибо. Мне еще в аптеку…

      – А вот и она, – сказал шофер Толик.

      – Благодарю… Прав ты, Боря, в том, что мой КПД – он и впрямь мог быть существенно выше…

      Хлопнула дверца.

      «Волга» сначала медленно, словно недоумевая, сопровождала Мельникова, идущего по тротуару, а затем рванула вперед.

* * *

      Он ел без всякого интереса к пище, наугад тыкая вилкой и глядя в «Известия».

      Его мать – старуха строгая, с породистым одутловатым лицом и умными глазами – сидела в кресле и смотрела, как он ест. Вздрагивающей ладонью она поглаживала по голове бронзовый бюстик какого-то древнего грека – Демосфена? Демокрита? Геродота? – словом, кого-то из них.

      – Кто-нибудь звонил? – поинтересовался Мельников.

      – Звонили… – Полина Андреевна не оживилась от вопроса.

      – Кто же?

      – Зрители.

      – Кто-кто? – переспросил Мельников.

      – Зрители кинотеатра «Художественный» – терпеливо объяснила мать. – Спрашивали, что идет, когда идет, когда бронь будут давать… У них 291–96, а у нас 241–96… вот и сцепились.

      – Ну, это поправимо.

      – А зачем поправлять? Не надо! Человеческие голоса услышу, сама язык развяжу… а то я уж