Трилогия Мёрдстоуна. Мэл Пит

В пальцах у него была зажата сигаретка, и в конце концов он ее раскурил.

5

      Иногда Филип Мёрдстоун описывал в романах сны – в качестве художественного приема или чтобы намекнуть, что какой-нибудь особенно скучный персонаж в бессознательном состоянии ведет жизнь событийную и замысловатую.

      Однако же вся правда состояла в том, что сам Филип снов никогда не видел, а если и видел – ведь его уверяли, что их все видят, – его грезы никогда не выживали, никогда не запоминались. Каждый день он просыпался чистой страницей или, возможно, палимпсестом. Втайне он этого стыдился, считая своего рода врожденным уродством.

      Как-то, когда он еще преподавал «английский как иностранный» в Хоуве, бюро знакомств подобрало ему в пару некую женщину по имени Соня (а может, и не Соня). Он повел ее в китайский ресторан, где она проявила недюжинную ловкость в обращении с палочками. Большую часть вечера Соня красочно живописала свои сны – длинные, подробные и пропитанные подспудным эротизмом. Филипу было сложно соответствовать, так что пришлось прибегнуть к помощи фантазии, на ходу выдумывая детали, которые, по его мнению, Соне хотелось бы услышать. Получалось не очень удачно; он вообще плохо умел изобретать поэтические несуразицы, из которых, судя по всему, и состоят сны. Вероятно, именно поэтому редакторы всегда старались вырезать сновидческие пассажи из его историй – и поэтому же Сони он больше не увидел. (Через год он узнал, что она бросила профессию соцработника и уехала танцевать стриптиз в Каннах (или канкан в Страсбурге). Вспомнить точнее ему никак не удавалось, равно как не удалось – хотя он честно наелся перед сном жареного сыра[5] – увидеть ее во сне в той или иной роли.)

      Так что природа совершенно не приспособила его для понимания того, что произошло с ним на пустоши. Вернувшись в свой сумеречный чертог, Филип вертел этот ментальный опыт в голове, примерно как обезьяна вертит фотоаппарат, пытаясь найти в нем съедобную часть.

      Начать с того, что он никак не мог добраться до Кровопивцев сильно раньше половины пятого. После чего увидел во сне – а может, вообразил, а может, пережил, да как ни назови, – события эпического размаха, протяженностью по меньшей мере двадцать лет, причем в ошеломительных подробностях. Когда же пришел в себя и посмотрел на часы, те сообщили, что сейчас четыре тридцать пять. И никуда не денешь тот факт, что, несмотря на злокозненное Денисово пиво, он был свеж, как майская роза. И до сих пор свеж и бодр. Как после весенней уборки.

      Но сидел неподвижно в кресле он сейчас не из-за всего этого, а потому, что сновидение никуда не пропало. И застряло оно не в обычной памяти. Стоило самую малость сосредоточиться – да хоть бы просто глаза в сторону скосить – и оно возникало снова, в точнейшей последовательности и ярчайших подробностях. Голос, картинки, чуждые, но понятные письмена – все прочно обосновалось в том разделе его разума, куда он сам до сих пор не заглядывал. Разделе, про существование которого он даже не подозревал. Филип помнил, как еще во сне понимал, что оно

5

Согласно британскому поверью, если наесться сыра на ночь, будут сниться кошмары.