Без ума от диско. Мария Серрадо

сословие, ты еще недостаточно отработала, чтобы тебя сняли с крючка. А вся эта хрень с апокалипсисом – это для того, чтобы мы больше тратили. Долгосрочная экономия и накопительство не имеют смысла, когда жить осталось не так много. Восемнадцать лет – они пробегут быстро.

      – Они будут тянуться, как столетия.

      – Как столетия будут тянуться годы, которые начнутся потом. А ты будешь работать. А если не сможешь, то тебя переработают в электричество, и ты продолжишь работать в проводах. – Он усмехнулся.

      У меня затряслись руки. Снова это, ужасно надоело. Я теряла последний заряд спокойствия и скатывалась в черную дыру, снова.

      – Я работаю у нас пятнадцать лет. Ты это понимаешь?

      И снова за мной закрываются двери в здании-конусе, и я прикладываю палец к сенсору, подписывая контракт, начиная новую жизнь, и мне снова шестнадцать, на мне линзы, и я вижу Симона. Он был первым, кого я по-настоящему увидела; должно быть, поэтому не могу заставить себя думать о нем плохо. Меня взяли работать в компанию, там я стала частью коллектива. А если я часть команды, значит, еще кто-то знает, что я существую.

      – А я работаю девять. Тебе кажется, что значительно меньше? По ощущениям как пятнадцать, поверь.

      Я катилась куда-то вниз. Показалось, что даже со стула я падаю.

      – Ты не знаешь моих ощущений.

      Моему воображению предстала картина того, как я выполняю задания еще десятки лет. Я положила локти на стол и сделала нескольких глубоких вдохов, пытаясь не впустить панику в голову. Я видела, как мои кисти трясутся, слышала, как кольцо на мизинце стучит о стеклянную стойку. Мне показалось, что у меня украли что-то ценное, и я не имею понятия, как это вернуть. Все, что я могу, – это сидеть здесь, в душном помещении ободранного рокерского бара, у стойки, вокруг которой развешаны постеры групп, участники которых давно лежали в земле. Я повернулась и поймала взгляд Иэна Кертиса, отпечатанный на выцветшей бумаге. Он был мертв и не понимал, насколько должен быть счастлив. Когда-то можно было просто повеситься на бельевых веревках – и все, ты свободен от всех проблем. Тебе никогда не придется работать, никогда больше не нужно будет себя жалеть. На самом деле, я тоже знала, что такое счастье: счастье – это проходить мимо аптеки, зная, что тебе там ничего не нужно. Но, увы, со мной это было лишь однажды.

      – Ты говоришь, что я буду работать. Будто тебе самому не придется.

      – Не-а. Я куплю себе исчезновение на черном рынке. Или придумаю что-то получше.

      Я засмеялась так громко, что на нас обернулась дюжина человек.

      – Что? – Ярон посмотрел на меня с долей изумления.

      – Тебе никогда на него не накопить. Только если будешь работать три жизни подряд. Забудь.

      – Я узнал…

      – Все, что ты узнал, – перебила я его, – ложь и провокация. Даже не начинай.

      – Как хочешь, – произнес он, убирая бутылку. Его уверенность заметно пошатнулась.

      Я прекрасно знала, сколько стоило исчезновение на черном рынке. Когда я сумела выйти на подпольщиков в прошлом году, визит к продавцу чуть не стоил мне огромного