Затянувшееся задание. Колесо сансары. Вячеслав Александрович Полуянов

ушами, завязанными под подбородком, что даже для Забайкалья в этот сезон было перебором.

      – Вызови начкара! – потребовал лейтенант. Часовой приложил свисток, висевший на шнурке, к губам и дунул, мелодичной трели не получилось. Звук похож скорее на писк чуть придавленной кошки. Но кто-то за забором сигнал услышал, и через две минуты в воротах появился старшина в ремнях, в шапке-ушанке, но без шинели.

      – Начальник караула гарнизонной гауптвахты старшина Фадеев, – представился он и отдал воинское приветствие.

      – Старшина, у вас находятся бойцы нашей роты, ну те, которые… ну из-за которых пожар возник. Нам с младшим лейтенантом из особого отдела нужно с ними побеседовать. Перелыгин достал свое удостоверение. Начальник караула внимательно прочитал его и, как показалось Перелыгину, даже понюхал его.

      – Проходите, товарищи командиры! – и он отворил одну створку ворот, пропуская их внутрь. Сергей вошел первым, лейтенант следом, но Перелыгин рукой его остановил. «Спасибо, товарищ лейтенант. Дальше я сам». Он про себя подумал, что в присутствии своего командира бойцы будут не столь откровенны. Лейтенант пожал плечами и, опустив голову в не по размеру для него шапке, повернулся и потрусил обратно. Старшина придирчиво взглянул на часового и, закрыв ворота на большой кованый засов, повел Перелыгина по двору гауптвахты к бревенчатому зданию, все окна которого были зарешечены. Начальник караула теперь уже сам постучался в самодельную дверь, набранную из толстых досок, и крикнул дежурного выводного, который и открыл доступ в место отбывания наказания военнослужащих, совершивших мелкие дисциплинарные проступки.

      – Давайте я вас сразу в камеру отведу, товарищ младший лейтенант, к проштрафившимся. Они у нас в четвертой.

      – Так ведите в четвертую!

      Перелыгин вошел еще в одну самодельную дверь из тех же толстых досок с отверстием посредине на уровне человеческого глаза и оказался в камере гауптвахты. Старшина, стоявший сзади Сергея, рявкнул команду «Смирно!» Сидевшие на полу бойцы вскочили, вытянулись по уставу и доложили поочередно: рядовой Доржиев, рядовой Куницын, рядовой Тюрюханов, рядовой Мухаммадиев. Все они были без ремней, звездочек на шапках – так положено для арестованных. В камере было холодно почти как на улице, изо рта у арестованных шел пар. Перелыгин отпустил начальника караула и скомандовал «Вольно!» бойцам. Видно было, что они замерзли, сидя в неотапливаемой камере. «Вот как получается. Сначала побывали в огне, теперь в холоде. Прям закалка какая-то, как в песне», – про себя решил младший лейтенант и спросил штрафников:

      – Замерзли, товарищи бойцы?

      – Никак нет, товарищ младший лейтенант! – отозвался рядовой Мухаммадиев, видимо, самый смелый и бойкий, хотя их внешний вид говорил о другом: все находились в специфическом положении, как его прозвали армейские остряки – «забайкальская стойка», когда при низкой температуре, стоя, военнослужащий