Пролежни судьбы. Владимир Кукин

бесстыдно-экстремальной позы мы еще не пробовали! Это твой сюрприз?

      – Он там, – сказала Таня, показав зажатый кулачок. – Угадай, что это?..

      Но нетерпение попытку пересилило меня вопросом в тупике словесном запереть. Не дожидаясь плясовой мольбы, она разжала пальцы…

      Я предполагал, что плодовитость завихрений необузданных ее фантазий – не беднее моих, хотя и более закрыта в проявлениях публичных, не бравируя словами; но увиденное неожиданностью – поразило, тронув.

      – Вот, вылупился! – выпалила Таня, с озорством наивного задора показного достижения.

      На ее ладошке, головасто скорчившись готовностью к прыжку, сидел нефритовый малюсенький потешный лягушонок…

      Я пригубил ладошку «мамочки» и обаяшку-изваяние пригрел в бороздке жизни линии своей, любовью охватив его руки.

      – Ты не Леда?… Поздравляю – мы уже семья! А он не одержим наследственностью мании полета?

      – Ты не Зевс… И шкурку не пытайся снять с него…

      – В ожидании чудес? Но чудеса же ты творишь.

      – Оно уже произошло!

      Игра ума, фантазии с сарказмом,

      раздев причудной добротой,

      улыбкой, растворясь в прекрасном, –

      обогатила красотой…

      И чтобы насладиться ею в полной мере – интим радушно нам объятия открыл.

      Восседая на почетном месте, молчаливый лягушачий «выродок», окрасом изумрудным отражая всполохи свечей, лояльно наблюдал дебют внедрения вновь обретенных базовых познаний в обнаженную практически действительность.

      Экстерьером – мощен и сутул, в речах – заносчиво немногословен, привычней – мимикою и на кулаках. Желание и разновидность женской особи значения не представляет, подходит все, что расстояние руки перекрывает. Лоб с точностью определим на ощупь: он ниже места, где вросла щетина. Подавляющий и основной рефлекс – хватательно-держательный. Не расстается, пропитавшись, с запахом дубленки…

      Под напором оголенного и измененного одномоментно имиджа Татьяна ошарашенно обмякла. Однако нехотя, интуитивно сориентировавшись, танцевальными изгибами податливости, предоставила себя экспериментам узурпаторскому хаму – «вепрю однорогому», напористо-угрюмому и подавлявшему с трудом в себе желание: окрестную «чащобу» огласить надсадно характерным звуковым подпевом: сопением и сладострастным хрюканьем…

      Вхождение в зловредный образ осложнялось несоответствием ни внутренним, ни внешним под обозначившийся тип брутального кабанчика, описанного выше, но, примеряя на себя шкурень упорного маньяка, я получил взамен болтанку впечатлений с сопряженной стороны, что представлялось доблестно заманчивым.

      Долго и ритмично…

      После испытательного разогрева на спине, Таня, доброй волею, была задействована ракурсом заявленному «факту», встретившего – неприкрытость удовольствия «фасада заднего» и воспринявшего очарованием нещадно-неминуемый звериный натиск иступленного инстинктом власти тупорылого животного.

      Явно не справляясь с ролью угождать по стойке «смирно», мягкие, ластящиеся форменные половинки всячески