Пролежни судьбы. Владимир Кукин

счастья, жадного успеха…

      не пощадив пристыженно Юнца,

      застенчивого прошлого гонца…

      Хотелось покраснеть, потупившись смущением, от наглости, дерзнувшей предложением, но не давал неусмиримый внутренний, соперничавший с наблюдаемым и заставлявший дергаться низину живота смех судорожный.

      – Я для тебя не тяжела как ноша?

      – Предполагается ночевка внекроватная, на станции?

      Смех разом оборвался. Язвительность роль робкого юнца оставила заслугам прошлого; но вот одним сюрпризом с Таней, возвращающим в волнительную юность, я готов был поделиться – в обстановке подобающей…

      Разгадать ход мыслей, зарождавшихся в блондинистой головке, мне не удавалось, даже направляя их. И то, что выходило в результате неожиданностью проявления сценарной смуты, удивляло восклицанием раскрытых широтою глаз и автора, и режиссера.

      Соединяя, танец нас разъединял. Я, предельно отдалившись, был предусмотрительно галантен. Ни полунамеком не касаясь антуражем интригующей тематики, не откровенничая тем, чьим откровением не распоряжался, в нижней части тела. С такою скрытностью незримых, скованных обледенением морали сил, кружащих в роли айсберга вблизи доступной роскоши порочности «Титаника», я никогда еще не танцевал, стараясь, правда, до поры, крушащим волеизъявлением не врезаться в купающийся в восхищении оплот заманчивого шика…

      Татьяна неожиданно спросила: «Сколько времени?» – что было необычно: так как никогда, танцуя, времени она не наблюдала, на безотказность полагаясь моего хронометра, следящего за продолжительностью танцевального контакта и отбытием с курорта поездов.