Пролежни судьбы. Владимир Кукин

кручину…

      Всепоглощающее ожидание: приблизить красоту к губам –

      ломает разум воли о желание, бросая все к его ногам…

      Образ Тани не вязался с поведением легкодоступной женщины. И хотя ее концепция свободы в потреблении к себе зовущих удовольствий и моя лихая провокация сподвигли Таню к близости, но гордая самодостаточность обязана заскоком выкрутасов о себе напомнить. Так что будущее, несомненно, неожиданным катарсисом припрет еще не раз…

      Она тихонечко спала, посапывая…

      Не отрывая взгляда, любовался я ее точеным детским профилем. Спадавшими на лоб (преданного нешуточного) перышками ветреных волос, и нежным подбородка очертанием, и впадинкой на шее, вызывавшей умиление с желанием, коснувшись, приласкать губами.

      Поспать бы… Я закрыл глаза, но чувство (с ощущением подноготной тревоги), что нахожусь под чьим-то пристальным, отягощенным заинтересованностью взглядом, не давало утомлению расслабиться. Я, приподнявшись, осмотрел покинутую беспорядочность убранства кубатуры…

      Кого я здесь хотел увидеть, самолично двери запирая от неравнодушия негаданных советчиков?.. Возбуждение, переусердствовав, держало психику на взводе…

      Мужья, укрытые скорбящею могилой,

      им не забыться в царстве вечных снов…

      ниспосланы они божественною силой

      стоять на страже безутешных вдов…

      Сна я так и не дождался; скомканная мыслями легкогонимая дремота – все, чем помогала коротать мне время до подъема ночь ужимистая; и как ни старался обесточить восприятие охвата жизни, постоянно находился внешний раздражитель, не дававший сну запропаститься в более глубокой фазе…

      Привычка (не потребность) спозаранок зенки отворять, не связываясь с продолжительностью сна, дневальным заставляла мой биологический настрой часов сверять с ручным.

      Что дальше? – мысль, сверлившая рассудок, убыстряя вихревой поток фантазии, разглядывавшей воплощенье прелести, в покое пребывающее рядом. Телепатического дарования пинка я за собой не замечал, но бодрости рассудочной однонаправленный процесс привел к тому, что Таня стала просыпаться.

      Рукой коснулся я к горячей, пышно дышащей груди. В приветствии Татьяна, кончиками пальцев, поощрением по ней скользнула нежно, а затем, закинув руки вверх, потягиваясь томно, издала зевотный клич. Пробуждение ощупывая оголенности, рукой я сблизился с излучиной раствора ног, где соискатели усердные коснулись шелковистости стеснительного веера. Перевернувшись резко, Таня села на постели, ноги под себя поджав.

      – Ты кто? – серьезностью обескураживая, прозвучал вопрос.

      Молча, со смирением, я указал на медальон. Захваченный (на этот раз руками) он подвергся всестороннему анализу, особенно метрические данные и группа крови с его обратной стороны. Такой внимательной сосредоточенности я в ее глазах не удостоился. Она фотографировала надпись памятью, в то время