От самого темного сердца. Виктория Селман

знаю, что видела… Люди говорят… Лучше бы тебе…

      Вскоре мы съехали из деревянного дома. У нас с собой было три чемодана, пакет с бутербродами и два билета на самолет.

      – Мы летим в Лондон, малышка, – сказала мама.

      – Не хочу туда. – Я почти плакала.

      «Спор легче выиграть улыбкой, чем слезами, – говаривала бабушка. – А еще от улыбки не опухают глаза».

      Одна из «жемчужин ее мудрости».

      «Никогда не поздно изменить жизнь» – особый бриллиант, которым она одарила мою маму в день нашего отъезда. Они с дедушкой стояли на пороге, скрестив руки и упорно не глядя на нас.

      Почему мы уезжали? Найти маме нового мужа? Тогда почему не в Штатах? Там же полно мужчин. Не скрою, мне нравился мистер Бенсон, хозяин магазинчика сладостей «Кэнди Кингдом» в торговом центре «Ньютон». У мамы появился бы мужчина, а у меня – бесконечный запас карамелек и клубничного мармелада. Беспроигрышный вариант, как сказал бы дедушка, но мама так почему-то не считала.

      – Софи, ты знаешь, кто такой убежденный холостяк?[3]

      Я задумалась:

      – Мужчина без жены?

      – Не совсем.

      Вот она сидит в машине. Подбородок высоко вздернут, плечи расправлены. «Улыбаемся, улыбаемся». Улыбка была маской, под которой мама пыталась спрятать свою беззащитность и уязвимость.

      Не знаю, почему она казалась мне такой хрупкой. Может, из-за полупрозрачных, как у птички, запястий и тонкой шеи.

      Говорили, что мама напоминает кудрявую Одри Хепбёрн. Не ту, что мы видим в «Завтраке у Тиффани» в жемчужном ожерелье и с сигаретой в длинном мундштуке. Мама совсем не походила на кинодиву. Она была похожа на Одри в водолазке, без макияжа, с убранными в хвост волосами. Свежее личико, озаренное невинной неувядающей красотой, та же тонкая длинная шея, заостренный подбородок и большие, как у олененка Бэмби, глаза. Только волосы у мамы были с рыжиной, цвета подсвеченного солнцем виски.

      Тогда я еще не знала слова «уязвимый», но чувствовала, что в ней это есть. Если бабушка – настоящий кремень, то мама – лист картона; стоит намочить – тут же размякнет.

      – Почему нам нужно уезжать из Америки?

      В животе защекотало. С этим ощущением я просыпалась среди ночи от страха, что под кроватью затаились монстры.

      – Нет, Софи, не нужно, а мы сами так захотели.

      – Захотели?

      Мы могли остаться?

      – Мы выбираем свободу, никто не будет дышать нам в спину. Начнем с чистого листа.

      – Я не хочу уезжать.

      Она вздохнула, давая понять, что теряет терпение. Я уже не в первый раз высказывала свое несогласие.

      – Ты знала, что в Лондоне улицы вымощены золотом?

      – Правда?

      – Скоро увидим.

* * *

      Мама устроилась секретаршей.

      – Сразу меня взяли. На большее я не гожусь, но на счета хватит.

      – Если у нас столько счетов, почему бы просто не вернуться домой?

      – Мы уже дома, Софи.

      На первую неделю мы остановились в отеле «Холидэй Инн», а затем подыскали квартиру на втором

3

Эвфемизм для обозначения геев.