Отражения. Мария Николаевна Покусаева

тряхнув рукой, разминая кисть. – Кондору не впервой давать имена тем, кто потерял свою прошлую жизнь, и он, как я знаю, предпочитает выбирать те, которые несут в себе… скажем, особое значение. Он верит, что они могут стать чем-то вроде талисмана. С нужным ему действием.

      Он замолчал и снова посмотрел в сторону окна.

      – И? – я вопрошающе наклонила голову.

      – Вы, видимо, еще не до конца научились разбираться в нашей религии, леди Лидделл, – снисходительно ответил Габриэль. Мне показалось, что он высматривает что-то в саду и именно поэтому не сразу повернулся ко мне, тихо улыбаясь. – Найдите имя Бригитта в каком-нибудь справочнике по мифологии. Или спросите Кондора сами. Потому что я, увы, сам не до конца понимаю, который из смыслов нужен ему в этом случае.

      Я рассеянно моргнула.

      – А теперь, если вы не против, давайте обсудим что-нибудь менее… магическое, – предложил Габриэль. – Вы же впервые в Альбе?

      Я кивнула, разглаживая невидимую и несуществующую складку на юбке.

      Габриэль встал и подошел к одному из шкафов и, приподнявшись на цыпочки, достал с полки большую книгу в зеленом бархатном переплете.

      И протянул ее мне, а сам сел в кресло, которое стояло слева, а не напротив меня.

      Книга оказалась тяжелой.

      – Это карты города, – сказал Габриэль с застенчивой улыбкой. Он снял очки и посмотрел сквозь них на свет, будто бы пытался проверить, не заляпались ли они. – Совершенно не представляю, чем вас занять, поэтому, если хотите, расскажу вам об Альбе все, что может рассказать человек, выросший в ней.

***

      Большие города, сказал Габриэль, вырастали у рек, словно бы реки питали их корни. Реки же иногда давали городам имена. Альба-город родилась на берегу Альбы-реки, и любой, кто жил здесь достаточно долго, свято верил, что и та, и другая – женщины, более того – сестры.

      Их обеих изображали беловолосыми и сероглазыми – на картинах, настенной росписи, в узорах витражей и гобеленов. Альба-город и Альба-река застывали в граните, мраморе и бронзе на улицах и в парках, у лестниц, спускающихся к воде, на балконах знати и площадях перед храмами. Их любили как ласковых божеств, не причиняющих зла, хотя та, которая река, не раз выходила из берегов, подтапливая ближайшие кварталы.

      – Ангрийская леди считается красавицей, если ей посчастливилось родиться светлоглазой блондинкой, – Габриэль наблюдал, как я лениво листаю страницы книги, рассматривая картинки.

      – Значит, я не слишком вписалась в стандарты красоты, – ответила ему я.

      Не подумав и, кажется, очень зря, потому что на лице Габриэля, которое на протяжении всего его рассказа о городе, реке и их божествах было восторженно-вдохновленным, проявился испуг. Такой испуг бывает у детей, когда им говорят, что нечто, сделанное ими из совершенно невинных побуждений, – плохо, стыдно и неправильно.

      – Но не надейтесь, – сказала я, улыбаясь и надеясь, что улыбка получилась достаточно теплой. – Я не собираюсь переживать по этому поводу.

      Испуг