Уйти. Остаться. Жить. Антология литературных чтений «Они ушли. Они остались». Том III. Антология

края Вселенной, нащупавшим край».

      Чего у этих авторов точно нет, это исторического оптимизма. Думается, нет и исторической безмятежности – у Владимира Полетаева (автор второго тома антологии, 1951–1970), например, она вполне была; и Михаил Фельдман (автор того же тома, 1952–1988) мог спокойно, хоть и горько, размышлять о метафизических проблемах и ситуации человека в мире вообще. Теперь история стала чувствоваться как воздух при ветре. Появляется катастрофизм в восприятии истории, тесно сопряжённый с темой личной уязвимости.

      Вообще, люди этих поэтических поколений, кажется, особенно остро чувствовали катастрофичность, травматичность, безнадёжность существования – в том числе и обыденного, повседневного; конечность, хрупкость, обречённость жизни:

      Лечу ли? Падаю ли? Плюнут с колокольни?

      В руках отпиленных остались небеса…

      (Макс Батурин)

      Я, как лошадь со следами

      Сброшенного седла на веках

      Или самолёт со сломанным шасси,

      Никак не могу зайти на посадку,

      Так и обдираюсь о землю.

      (Владимир Кокарев, в 1988-м – 17-ти лет)

      Нож вскрывает шею,

      И голова моя должна отпасть,

      Пальцы судорожно барабанят

      По железному подносу,

      Кровь удивлённо остановилась

      Перед невиданной железной преградой…

      (Илья Кричевский, убитый во время путча 1991-го).

      этим явно связаны настойчивые мотивы личного поражения, неудачи жизненного проекта в целом, трагического финала – независимо от того, по доброй ли воле автор ушёл из жизни:

      Не состроить ли

      Гримасу сумасшедшего

      Совсем неприхотливого

      Папоротника.

      Или… Или впрочем

      Ну что ж —

      Я закончил.

      (расстрелянный слепо-случайными убийцами Роман Барьянов)

      Меня больше нет:

      Ты видишь,

      Как я разложился

      На мёд и утренний свет,

      На хлеб и вино…

      <…>

      …думаешь:

      «Лучше ничего не трогать.

      Опять умер».

      (попавший под автомобиль Евгений Борщёв)

      Мартобря тринадцатое число —

      Ровно год с тех пор как меня не стало.

      (Сергей Галкин)

      Как жутко нам, галчонок,

      околевать!

      (он же; и в этом опять же нельзя не слышать отголосков остроактуального для времени Мандельштама: «Куда как страшно нам с тобой, / Товарищ большеротый мой…»)

      Что толку времена корить, когда

      Для времени любого нежеланной

      Я родилась.

      (Нина Веденеева)

      Это люди времени тревожных предчувствий, начавшихся ещё в сердцевине восьмидесятых:

      Ночь имеет вкус граната.

      Видишь: на восток

      Синие идут солдаты

      В красный городок.

      Тоже чувствуют тревогу —

      Близятся бои.

      И идут они не в ногу,

      Сами