Три осени Пушкина. 1830. 1833. 1834. Игорь Смольников

другая вдова, бригадирша Наталья Алексеевна Новосильцева, с двумя дочерьми.

      Пушкина трогало то искреннее внимание, которое они к нему проявляли. Его принимали без церемоний и чопорности. Ему нравилась игра на фортепиано младшей дочери Новосильцевой Вареньки. По его просьбе она играла ему Моцарта.

      Но вновь и вновь он возвращался в свой болдинский дом.

      Бессонница его томила.

      Однажды ночью он встал, взял перо.

      «Мне не спится, нет огня, – быстро бежало перо по бумаге, – всюду мрак и сон глубокий…»

      Задумался, прислушиваясь к звукам заснувшего дома, изменил последнее слово: «.. сон докучный. ⁄ Ход часов лишь однозвучный ⁄ Раздаётся близ меня…»

      Стук часов усиливал тишину. Она давила, казалось, только для того, чтобы смутить душу и дать почувствовать, как безостановочно ткут нить судьбы неумолимые парки.

* * *

      «Парк пророчиц частый лепет ⁄ Топ небесного огня», – ложились слова на бумагу и тут же отбрасывались: это было не совсем то, что хотелось выразить.

      Может быть, так? —

      Парк ужасных будто лепет

      Топот бледного коня

      Вечности бессмертный трепет

      Жизни мышья беготня.

      Нет, слишком сумрачно. Что за «бледный конь»? Его надо оставить романтикам. И парки «ужасные» тоже не годятся. С парками ещё можно поспорить! Не так уж страшны эти старухи.

      «Жизни мышья беготня» – это, кажется, то, что надо.

      Пушкин изменил и вторую строфу. С первой получилось так:

      Мне не спится, нет огня;

      Всюду мрак и сон докучный.

      Ход часов лишь однозвучный

      Раздаётся близ меня,

      Парки бабье лепетанье,

      Спящей ночи трепетанье,

      Жизни мышья беготня…

      Дальше зазвучали вопросы. Вечные вопросы, преследующие человека особенно неотвязно – в такую вот одинокую осеннюю ночь.

      Строчки набегали, заменяя и перекрывая одна другую, пробиваясь к единственному и точному по смыслу варианту: «Что ты значишь, тайный шёпот», «Что ты значишь, вечный шёпот», «Что, упрёк иль тайный ропот ⁄ Умирающего дня», «Дай ответ мне. Что ты хочешь», «Объяснись – о чём хлопочешь?», «От меня чего ты хочешь?»

      Наконец, и здесь всё стало на свои места:

      Что тревожишь ты меня?

      Что ты значишь, скучный шёпот?

      Укоризна, или ропот

      Мной утраченного дня?

      От меня чего ты хочешь?

      Ты зовёшь или пророчишь?

      Теперь завершение. Две строчки. Не больше. К ним устремится всё стихотворение, с его ночными звуками, образами, тревожными вопросами.

      Может быть, так: «В этом звуке беспрерывном ⁄ Смутно смысла я ищу». Или – «Тщетно смысла я ищу»?

      Нет, не «тщетно» и не «смутно». Это у ночи язык смутен. Но в его тайну или угрозу нужно всматриваться прямо, нужно разгадывать его без ребячьей робости.

      Пушкин написал:

      Я понять тебя хочу,

      Смысла