Личный паноптикум. Приключения Руднева. Евгения Якушина

очень бережно, если так можно сказать. Никаких ни прижизненных, ни посмертных травм, кроме перелома гортани и синяков на шее, у жертв нет. Определить, кто из них умер раньше, а кто позже, Филипп Иванович затрудняется. Говорит, что из-за жары разложение шло быстрее. Он только предполагает, что всю композицию безумец собирал несколько дней.

      – Значит, скорее всего, он и тела привозил туда не за один раз, – предположил Белецкий. – Неужели никто ничего не заметил?

      – Пока никто ничего дельного не сказал, – развел руками Терентьев. – Возможно, когда мы поймем, откуда привозились тела, мы сможем задавать более конкретные вопросы и получим более конкретные ответы…

      Испросив дозволения, в гостиную вошел слуга и предал надворному советнику записку.

      – Вот олух! – воскликнул Анатолий Витальевич, прочитав ее.

      – Вы о ком? – спросил Руднев.

      – Да об этом моем горе-помощнике! Савушкине! Я ему на всякий случай, Дмитрий Николаевич, ваш адрес оставил. Так он и примчался сюда! Пишет, что у него до меня срочное дело. Небось, отчет свой закончил! Пойду я к нему…

      – Подождите, Анатолий Витальевич! – остановил сыщика Руднев. – Ваш Савушкин ведь как раз должен был про похищенные тела выяснить? Так зовите его сюда.

      – Нечего его баловать, Дмитрий Николаевич! – возразил Терентьев.

      – Я ж его не в гости зову! Пусть здесь свой отчет докладывает. Вам пересказывать не придется.

      После ухода Анатолия Витальевича из конторы, а главное, после сладкого горячего чая – ну, не пропадать же ему было – работа у Савелия Галактионовича пошла бодрее, и спустя полчаса он наконец наткнулся на то, что искал. Возликовав, Савушкин вгрызся в записи, и тут ему открылось нечто такое, что он счел необходимым немедля доложить чиновнику особых поручений. Подхватив один из пропавших формалином журналов и сунув в карман записку с адресом, Савелий Галактионович помчался на Пречистенку.

      К немалому его изумлению, по оставленному Анатолием Витальевичем адресу оказался богатый барский дом с флигелем и садом.

      Младший делопроизводитель неуверенно постучал в дверь и совсем оробел, когда ему отворил швейцар в ливрее. Запинаясь, но все-таки пытаясь держать лицо, Савелий Галактионович объяснил, что он-де младший делопроизводитель при московском сыскном управлении и у него крайне важное дело к его высокоблагородию чиновнику особых поручений Анатолию Витальевичу Терентьеву, который, по его сведениям, в настоящее время находится в этом доме. Швейцар выслушал, невозмутимо протянул Савушкину блокнот и карандаш, велев написать записку для господина надворного советника, забрал ее и закрыл дверь перед носом Савелия Галактионовича.

      Савушкин потоптался у крыльца минуты две, а после дверь снова открылась. Его пригласили войти и проводили в гостиную, где Савелий Галактионович, к своему изумлению, помимо чиновника особых поручений, увидел вчерашнего консультанта и его напарника.

      – Присаживайтесь, Савелий Галактионович, – любезно предложил, очевидно,