Дорожный посох. Василий Никифоров-Волгин

смотрел, как по руке бегали «зайчики». Я старался покрыть их шапкой, чтобы поймать, а они не давались. Проходивший церковный сторож ударил меня по руке и сказал: «Не балуй». Я сконфузился и стал креститься.

      После чтения первой паремии открылись Царские врата. Все встали на колени, и лица богомольцев наклонились к самому полу. В неслышную тишину вошел священник с зажженной свечой и кадилом. Он крестообразно осенил коленопреклоненных святым огнем и сказал:

      Премудрость, прóсти![28]

      Свет Христов просвещает всех…

      Ко мне подошел приятель Витька и тихо шепнул:

      – Сейчас Колька петь будет… Слушай, вот где здорово!

      Колька живет на нашем дворе. Ему только девять лет, и он уже поет в хоре. Все его хвалят, и мы, ребятишки, хоть и завидуем ему, но относимся с почтением.

      И вот вышли на амвон три мальчика, и среди них Колька. Все они в голубых ризах с золотыми крестами и так напомнили трех отроков-мучеников, идущих в печь огненную на страдание во имя Господа[29].

      В церкви стало тихо-тихо, и только в алтаре серебристо колебалось кадило в руке батюшки.

      Три мальчика чистыми, хрустально-ломкими голосами запели:

      Да исправится молитва моя,

      яко кадило пред Тобою…

      Вонми гласу моления моего…[30]

      Колькин голос, как птица, взлетает все выше и выше и вот-вот упадет, как талая льдинка с высоты, и разобьется на мелкие хрусталинки.

      Я слушаю его и думаю: «Хорошо бы и мне поступить в певчие! Наденут на меня тоже нарядную ризу и заставят петь… Я выйду на середину церкви, и батюшка будет кадить мне, и все будут смотреть на меня и думать: „Ай да Вася! Ай да молодец!“» И отцу с матерью будет приятно, что у них такой умный сын…

      Они поют, а батюшка звенит кадилом сперва у престола, а потом у жертвенника, и вся церковь от кадильного дыма словно в облаках.

      Витька – первый баловник у нас на дворе, и тот присмирел. С разинутым ртом он смотрит на голубых мальчиков, и в волосах его шевелится солнечный луч. Я обратил на это внимание и сказал ему:

      – У тебя золотой волос!

      Витька не расслышал и ответил:

      – Да, у меня не плохой голос, но только сиплый маленько, а то я бы спел!

      К нам подошла старушка и сказала:

      – Тише вы, баловники!

      Во время «Великого входа» вместо всегдашней «Херувимской»[31] пели:

      Ныне Силы Небесныя с нами невидимо служат,

      се бо входит Царь Славы,

      се Жертва тайная совершена дориносится[32].

      Тихо-тихо, при самой беззвучной тишине батюшка перенес Святые Дары с жертвенника на престол, и при этом шествии все стояли на коленях лицом вниз, даже и певчие.

      А когда Святые Дары были перенесены, то запели хорошо и трогательно:

      Верою и любовию приступим,

      да причастницы жизни вечныя будем.

      По закрытии Царских врат задернули алтарную завесу только до середины[33], и нам с Витькой это показалось особенно необычным.

      Витька

28

Прóсти – 3 л. мн. ч. от прил. прóстый – прямой, правильный, истинный (церк. – сл.). Призыв священника означает «будьте благоговейны».

29

Три отрока в пещи огненной (VI в. до н. э.) – иудейские юноши Анания, Азария и Мисаил, которые были брошены в печь вавилонским царем Навуходоносором за отказ поклониться идолу, но были сохранены архангелом Михаилом и вышли оттуда невредимыми.

30

Пс. 140:1–2.

31

Херувимская песнь, названная по первым словам «И́же херуви́мы» поется на Литургии во время совершения Великого входа. Это красивое песнопение является своего рода музыкальным центром Литургии и служит как бы переходом от подготовительной части Литургии к главной.

32

Дориносится – составлено из двух слов: греческого «дори», что значит – копье, и русского – «носить». Дориносимый – сопровождаемый почетной стражей с копьями.

33

Это действие указывает на особенность Преждеосвященной литургии как неполной.