Питерский Шерлок. Знакомство. Вадим Агапов

лежал лист белой бумаги А4.

      Я вежливо отказался, и мы пошли в секционный зал.

      «Единственный диагноз, который меня хоть как-то успокоит – это тромбоэмболия легочной артерии», – размышлял я по пути.

      – О чем задумался? – поинтересовалась у меня доктор.

      – Да так, стихотворение вспомнил. «Чем пахнут ремесла», – отшутился я. – Джанни Родари, помнишь такого?

      – Ой, можно подумать, у вас розами пахнет! – парировала сокурсница. – Прошу!

      И она распахнула передо мной старую деревянную дверь.

      Стараясь не глазеть по сторонам, дышать поверхностно и ни до чего не дотрагиваться, я стал наблюдать процесс аутопсии моего пациента, или, проще говоря, вскрытия. Больше всего в этот миг мне хотелось исчезнуть из морга, из больницы и утратить память на текущие события, как больной Альцгеймером.

      Не буду утомлять вас подробностями, а их было достаточно – звуки, запахи, вид внутренних органов… Тем более, что у соседнего мраморного стола тоже кипела работа. Однако, все эти факторы помогли мне справиться с эмоциями и сосредоточиться на патологоанатомической процедуре.

      – Наконец, самое интересное, – она быстрыми и точными движениями нарезала небольшой, серого цвета, участок мозга. – Таламус чистый… а вот мост и продолговатый мозг… смотри сам! Вот очаг, видишь?

      – Подожди, я так быстро не могу, – я разглядывал лежащую у нее на ладони важную часть головного мозга.

      – Даже без микроскопа видно, – она указала кончиком длинного и узкого ножа на точку в несколько миллиметров диаметром. – Так что, все сходится. Умер от того, от чего лечили. Стволовой инсульт. Молодцы!

      – Смеешься, что ли? – я недовольно посмотрел на нее. Патологоанатомические шутки хуже хирургических. Особенно для реаниматолога.

      – Почему смеюсь? – удивилась она. – Я на днях вскрывала мужчину, он от остеохондроза лечился, а умер знаешь от чего? Пришлось расхождение поставить…

      – Слушай, – прервал я рассказ, – а у нашего ничего больше нет? Если честно, то я думал про тромбоэмболию.

      – Ну ты же сам смотрел! Легочная артерия, легкие – все чистое! – Она всплеснула руками. – Есть признаки гипертонии, которую он, поди, не лечил, атеросклеротические бляшки уже есть. Видишь? И он же, наверное, дымил, как паровоз?

      – Да, он курильщик, – кивнул я печально, словно это у меня были бляшки в артериях.

      – А печенку посмотри! – воскликнула она, схватив лежавшую на весах красно-коричневую плотную печень. – Видел? Эх, мужики, не бережете вы себя. А потом бегаете к нам: чего он умер? чего он умер? Ты, кстати, чего такой бледный? – Она заботливо посмотрела на меня. – Давай чайку попьешь?

      Глава 3.

      Время на дежурстве, особенно ночью, ползет улиткой, а между дежурствами летит стрелой. Дома я пытался выглядеть как обычно, играл с детьми, садился за книгу – в том смысле, что продолжал писать начатый рассказ. Однако, жена меня быстро раскусила и уже на второй день после того злосчастного дежурства предупредила: