Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках. М. Л. Гаспаров

Э. ХАУСМЕН

      Революция

      Катится на запад черная ночь.

      Лучащееся знамя вскидывает восток.

      Призраки и мороки страшных снов

      Золотым потопом захлестывает день.

      Но над сушей и морем, все дальше от глаз,

      Скользит над миром туда, за океан,

      Свернутая в конус вечная тьма,

      Дурацкий колпак, задевающий луну.

      Смотри: вот солнце вздыбилось над головой.

      Слушай: к полдню гремят колокола.

      И мрак по другую сторону земли

      Миновал надир и всползает ввысь.

      XАЙНЦ ПИОНТЕК

      Простые предложения, 1968

      ¹ Каждому дано увидеть, что он —

      против эпохи.

      Один протестует с лозунгом

      «долой лозунги».

      У другого равнобедренные

      треугольники в голове.

      Просвещение набирает силу.

      Становится темно.

      Будущее пусть будет рыжим.

      О будущем поговорим завтра.

      ² Каждый знает решение.

      Он учащийся.

      Старые люди только твердят

      старые истории.

      Семинарист и некая процентщица

      в Петербурге:

      классика, это хорошо для кроссворда.

      Ничто так не тяготит,

      как хорошее.

      Скоро войдет в моду

      топор под пальто.

      Все говорят об избытке.

      Наверно, снова

      появятся избыточные люди.

      ³ Ежедневная дефлорация

      под напором лозунгов.

      Каждый день мы меньше себе понятны.

      Ежедневные газеты еще выходят

      ежедневно.

      «Мир» – это такая комедия.

      Уже не имеет смысла

      эмигрировать.

      Простые предложения

      не станут проще.

      Под ножом

      Остроумие отыскало дело

      для отчаявшихся:

           оправдывайся.

      А тринадцать букв

      складываются в

           невозможность.

      Нередко мертвые

      заправляют мертвым языком

      права.

      Ветер

      перелетает через

      белые их тени.

      Я бесправен —

      значит,

      лжив.

      На меди

      Каменные нагроможденья —

      штрих на штрих —

      именовались городом.

      Мое самое давнее впечатление,

      пережитое

      не мной:

      счет песчинок,

      сушащих чернила на моем

      смертном приговоре;

      барабаны, звучащие piano;

      и в сиянии Град обетованный —

      совсем рядом.

      ЙОРГОС СЕФЕРИС

      Последний день

      Был пасмурный день. Никто ничего не решал.

      Дул ветерок. «Это не грего, это сирокко», – сказал кто-то.

      Худые кипарисы, распятые на склоне, и там за ними

      серое море с лужами света.

      Заморосило.