Человек с двойным дном. Владимир Васильевич Гриньков

с этими людьми. А поссориться с ними он очень боялся.

      – Хорошо, – сдался он. – Я должен его осмотреть. Наметить объём работы. И тогда завтра мы можем приступать.

      Нырков покровительственно похлопал собеседника по плечу и скомандовал Корнышеву, даже к тому не обернувшись:

      – Раздевайся! Покажи доктору свои шрамы.

      Корнышев не шевельнулся.

      – Раздевайтесь, раздевайтесь, – обречённо произнёс хирург.

      Только тогда Корнышев сбросил с себя одежду и остался в одних трусах. Нырков и Потапов деликатно отошли к окну и сделали вид, будто поглощены разговором. Хирург осмотрел тело Корнышева. Особенно его внимание привлекли следы от пули: шрам от входного отверстия на груди и выходного – на спине.

      – Чудесненько, – приговаривал хирург. – Тут я ничего сложного не вижу.

      Потом вдруг взял в свои ладони лицо Корнышева и стал мять его осторожно, но настойчиво. Ощупал щеки, нос и подбородок, зачем-то за уши заглянул. Он суетился и выглядел испуганным. Корнышев даже подумал, что напрасно Нырков с Потаповым так давили на этого бедолагу. Мало ли что он теперь с перепугу натворит. Всё-таки операция. Нешуточное дело. Дрогнет рука. Скальпель не туда пойдёт …

      – Вы не волнуйтесь, – шёпотом произнёс Корнышев.

      Хирург замер. Он смотрел в глаза Корнышеву. И вдруг спросил, тоже шёпотом:

      – Вы – кто?!

      Но тут Нырков с Потаповым приблизились. И вопрос остался без ответа.

      ***

      Для Корнышева изготовили чёрную маску. Она формой напоминала очки, только очень большие, и закрывала едва ли не всю верхнюю половину корнышевского лица. Когда Корнышев надел эту маску, он в одно мгновение приобрёл вид неприятный и отталкивающий. Всякий смотрящий на него подсознательно угадывал там, под маской, что-то страшное, чего видеть постороннему нельзя, а если вдруг такое несчастье приключится и увидеть доведётся … Нет, лучше этого не видеть никогда.

      – Красавец! – процедил сквозь зубы Нырков.

      Потапов в очередной раз оценил задумку Корнышева. Вот такой, якобы незрячий и частично потерявший память, как порой деликатно говорят, человек с ограниченными способностями, он на самом деле приобретал дополнительную степень свободы. Ему не надо было думать о том, что он обязан помнить, и о том, что надобно сказать в каждом конкретном случае. У него появилась привилегия не обращать внимания на то, кто как воспринимал его прежде, и какие с теми людьми у него были отношения. Он мог не заботится о том, чтобы вспомнить свои прежние привычки и пристрастия, которые на самом деле были присущи другому человеку, тому, кого сам Корнышев не видел и не знал.

      По просьбе Потапова Корнышев, не снимая маски, прошёлся по комнате. Он то и дело натыкался на мебель и чертыхался, а ведь эту комнату он успел изучить достаточно хорошо, да и способность видеть он потерял только минуту или две назад – его зрительная память уже не срабатывала. Что уж говорить про посёлок Красный. Правдоподобно будет выглядеть.

      – Ты прожил в посёлке Красном несколько лет, – инструктировал Корнышева Потапов. – Откуда