Девочка в поле. Галина Ергужина

и совершенно не собрана, я позвонила завучу школы и предупредила её об отмене уроков. И тут же мои пальцы набрали номер моей престарелой тётки, которую моя мать называла своей «душевной подругой». Бывший когда-то звонким и задорным, а теперь ставший скрипучим и сердитым, голос тёти коротко приветствовал меня. Она никогда не была нежна со мной, особенно после похорон моей матери, и потому сейчас также недовольно она буркнула:

      – Здравствуй, Алечка.

      Тогда я так же, как с сестрой, торопливо выпалила:

      – Тётя, здравствуйте, скажите мне вы, чтобы не говорили чужие. Мои родители меня удочерили? Из какого детского дома они взяли меня?

      Тётка слегка охнула, потом помолчала и вдруг взвыла, теперь уже слишком звонко и слишком горько:

      – Да кто же это сказал тебе?! Что за люди?! Господи, дай Бог ей выдержать теперь всё это, дай сил этой девочке всё перенести!

      И проголосив эти слова, она бросила трубку. Когда я перезвонила ей в ожидании хоть каких-то пояснений, она коротко ответила:

      – Я не готова говорить с тобой об этом. Извини.

      Я не могла давить на неё и требовать ответа, всё было и так понятно. Тем более отстаивать свои права именно на эту правду у меня не было желания. Скажем так, я хотела, чтобы это не было правдой. Руки мои тряслись, в голове бились мысли: «Ну, и что? Что это меняет? Пусть удочерили, зато любили всю жизнь, вырастили человеком. А кто мои биологические родители? И почему я оказалась в детском доме? Я ведь не больна, не уродлива».

      Почему-то меня сильно затошнило от этих мыслей. Но поток их только усиливался: «Да не правда всё это. Бред какой-то. Я ведь так похожа на своего отца. И на маму. Хотя нет, на маму ни грамм не похожа. Надо идти домой. Выкинуть всё из головы и идти».

      Но тут я заметила, что очутилась уже в другом районе города, совсем далеко от школы и дома. Быстрыми шагами я ходила вокруг какого-то магазина. И пальцы мяли сигареты в кармане куртки, нещадно ломали их и от этого сильно пропахли табаком. «Надо успокоиться, – уговаривала я сама себя, – ничего страшного. Всё хорошо. Я просто выросла в другой семье. Что здесь плохого? Мои мама и папа очень хорошие. Хотя и не мои. Как же так? Выходит, я жила в обмане?».

      И теперь уже в моей голове летели эпизоды из детства: странная холодность братьев и сестёр, слишком наигранная вежливость тёток и дядек, вечная тихая грусть отца, и многие моменты моего бесценного детства, которые вдруг стали объясняться иначе. Слёзы, хотя и текли произвольно из моих глаз, слегка душили меня, будто они не успевали выливаться из меня. Я не чувствовала времени, я не осознавала, куда иду. И теперь уже, оказавшись на остановке, я беспомощно смотрела по сторонам. Мыслей больше не было. Я как будто бы застыла среди этого огромного города, потерявшись в нём. В разные стороны, как бесцветные тени, безмолвно пробегали мимо меня прохожие. Все они, будто нарочно, не смотрели в мою сторону. А мне так хотелось, чтобы они, эти незнакомые мне люди подошли ко мне. Мне так хотелось,