Девочка в поле. Галина Ергужина

На меня смотрели добродушные прищуренные карие глаза моего папы, глубоко посаженные под густыми толстыми бровями, и я невольно стала рассматривать его мягкую улыбку. Затем его широкое лицо, разделённое пополам довольно крупным носом, с тонкими и длинными губами. Его высокий широкий лоб, уходивший на затылок лёгкой залысиной. «Это не мой папа», – довольно спокойно шепнуло в голове. И моё сонное состояние рассеялось от внезапной ярости.

      – Что за чушь?! – в голос возмутилась я. И мой взгляд тут же упал на портрет, стоявший рядом. На меня смотрела хрупкая девушка с тонким носиком – уточкой, маленькими шустрыми глазами и с такими же тоненькими длинными губами. Русые толстые косы гордо обвили её невысокую грудь.

      И я снова ощутила странное чувство, которое жило со мной всю мою жизнь. Хроническая тоска по кому – то или чему-то в моей жизни. По чему-то такому, что неотторжимо было для самого моего существования или кому-то, кто был навсегда потерян мной. Но это чувство всегда было очень смутным, едва заметным. А теперь оно так ясно и близко толкало моё сердце из слабой груди. «Ищи своих!» – вновь холодно и надменно процедило моё сознание. Тогда я набрала в грудь побольше воздуха, будто собиралась погрузиться надолго в воду и вышла из спальни.

      Привычка решать все проблемы на месте, а ответы получать сразу помогла дождаться семи утра, когда я дала себе моральное право позвонить двоюродной сестре.

      – Привет, моя хорошая, извини, что так рано, – торопливо начала я нарочно деловым тоном, будто меня что-то торопит.

      Та, нехотя буркнула в ответ, но что именно, я даже не уловила. Просто продолжила:

      –Ты случайно не помнишь, в каком роддоме я родилась?

      Ей шестьдесят лет, она всего на одиннадцать лет старше меня, она должна помнить о моём рождении. Ведь мы в то время жили в одном доме на две семьи. Но на другом конце провода была тишина.

      – Ты меня слышишь, Галя? – я начала нервничать, и мой тон был почти приказным.

      – Слышу, – отозвалась она, – Только я не знаю, в каком. Тебя привели совсем маленькую, годика три тебе было, и у тебя в руках была кукла, красивая такая, так я на неё смотрела. Нам сказали: вот, мол, это ваша сестрёнка Аля.

      Я положила трубку и, оставаясь совершенно хладнокровной, вдруг ощутила злость. И, знаете, это была не просто злость, это была ярость, какой я ещё никогда не знала и в то же время страшная унизительная беспомощность, засевшая теперь где-то глубоко внутри меня. Что-то тягучее и горькое было подмешано к этим чувствам, но я ещё не понимала, что именно. Только теперь я курила одну за другой сигареты и бессмысленно смотрела прямо перед собой. Позже меня сотни раз спросят, что я чувствовала в тот момент?

      Ничего не чувствовала, кроме того, что описываю. Не было у меня истерики, не было паники, не было ничего. В тот момент исчезли все мои чувства. Я даже не знаю, была ли я жива.

      Помню, как стало зябко мне в тонкой пижаме в этой уютной кухоньке с каменными