Вурдлачка. Олеля Баянъ

вздохнув, достала из тайника платье, которое умыкнула из тряпок, и отдала его Риране. Одевшись, та немного успокоилась.

      – Спасибо, – прошептала она.

      Скрыть неподдельное изумление у меня не получилось. Наверное, оно выглядело смешным, потому что сестра улыбнулась. Я смутилась ещё сильнее.

      Так мы просидели до позднего вечера, пока не стихли звуки празднования. Только тогда мы решились выйти из моего укрытия и вернуться домой. Тётка злилась на меня, потому что скотина осталась некормленой. Она схватилась за кнут, но тут ей в ноги с криком кинулась Рирана:

      – Матушка, не надо! Она спасла меня!

      Запинаясь, вся в слезах, сестра рассказала, как я ей помогла, как избавила её от насильников. Та сперва не поверила, но, присмотревшись к одежде дочери, убедилась в истинности её слов.

      С этого момента моя жизнь стала немногим лучше, чем прежде.

      Голодом морить перестали. Какие-никакие обноски стали отдавать. В начале зимы меня вообще ожидал богатый подарок – шуба. Тёткина шуба. Старая, дырявая, молью поеденная, но всё же шуба. Я подлатала её, как смогла – шить я не умела, пальцы были словно деревянные, когда в руках держала иголку, и с радостью носила вещь всю зиму.

      Ещё одним важным событием в той жизни стало знакомство со знахаркой из соседней деревни.

      Афтотья, так звали старуху, застала меня, когда я собирала травки для себя и для младшего брата, который прихворал. Она быстро смекнула, в чём мой талант, и взяла меня под своё крыло.

      Жить я стала на две семьи. Знахарка этого не одобряла, но понимала, что я рвалась домой из-за подруги, которой стала мне Рирана. Отношение тётки ко мне тоже изменилось, когда она доглядела, что от дружбы с Афтотьей я притаскивала травки и снадобья, которыми пользовались все домашние.

      Не все приняли новую помощницу знахарки. Было дело меня даже оболгали, подменили снадобье на другое, и корова у нашего соседа сдохла.

      Сколько было крику!

      Вся деревня сбежалась к нашему дому, требуя выдать оборванку.

      – А ну, разошлись! – с порога гаркнула на пришедших вершить самосуд тётка. – Нечего наговаривать на девчонку. Сами опрохвостились, а на девку все беды повесить решили. Носом-то пронюхали бы, и нашли бы виновного.

      Я была удивлена и несказанно рада её заступничеству.

      Дело в том, что жили мы на границе Длачьего удела, по соседству с землями странных вурдов2, пришедших из Нижних миров, и Резигардом, человеческим государством. Мы – длаки, люди, умеющие менять свое обличье на звериное. Нас выдавали наши глаза, принадлежавшие тому животному, в которого мы превращались. Наши реакции и сила превосходила человеческие. Обоняние, зрение и осязание также были в разы выше, чем у свободников.

      Первая трансформация обычно ознаменовала половое созревание, происходившее в двенадцать-четырнадцать лет. У меня такого не произошло. Когда мне минуло пятнадцать лет, превращения так и не последовало. Совсем немногое было у меня от длаков – выносливость, сила да острое обоняние.

      Порой мне казалось,

2

Вурды – народ, ранее живший в Нижних мирах. Отличительная черта народа – цвет их волос варьировался различными оттенками красного цвета и вертикальный зрачок. При трансформации черты лица искажались до монструозного вида, удлинялись зубы, появлялись дополнительные ряды острых и тонких зубов, краснели глаза. Обычно из спины выпускали два щупа. Вурды обычно рождались с даром кровников, тех, кто управлял кровью. Опасное умение, которым можно как убить, так и спасти. Во время трансформации могли пить кровь живых существ, чтобы усилить свои способности.