Хлопушка с прицелом. Евгений Новицкий

сообразил Растиньяк.

      – Великая Отечественная война, – строго поправил его Герман. – Но нет, товарищ Ростов, вы, образно выражаясь, ткнули сейчас пальцем в небо! – И Графов громко засмеялся.

      – Предвоенное, что ли, время? – предположил Нусинген.

      – Именно, друг мой, – похлопал его по плечу Герман.

      – Вообще-то мы тогда и не родились еще, – пробормотал Растиньяк.

      – А выглядите старше, – хмыкнул Герман. – Впрочем, оно и к лучшему. Для тех ролей, которые вам предстоит исполнить… Скажите, други, вы слышали что-нибудь про тридцать седьмой год?

      Повисла пауза, наконец Нусинген произнес:

      – Ну как же, слышали… Еще на двадцатом съезде про него много говорили… И вот сейчас снова… на двадцать втором опять упоминали…

      – Ну надо же, какие молодцы! – восхитился Герман. – Даже в курсе всего, что происходит в недрах партии… Поистине вы оба-два – достойные представители нашей замечательной молодежи! Пламенные комсомольцы, просто пламенные!

      – Да мы всего лишь это проходим, – скромно сказал Растиньяк, Нусинген незаметно ткнул его в бок.

      – Одно дело – проходить, а другое – усваивать пройденное, – заметил Герман. – Вот сейчас и проверим, насколько вы это усвоили… Так чего ж там в тридцать седьмом-то было, согласно текущей повестке?

      – Арестовывали, – сделав серьезное лицо, сказал Нусинген.

      – И сажали, – поддакнул Растиньяк.

      – Так, – сказал Герман. – А кого?

      – Собственно… всех подряд, – отвечал Нусинген.

      – Вот как, – удивился Герман. – А вы как думаете, товарищ Растиньяк… то есть, пардон, Ростов?

      – Так же, – кивнул тот. – Беззаконие было.

      – И вы в этом уверены? – хмыкнул Герман.

      – Приходится верить, – молвил Нусинген. – Нельзя же не верить партии.

      – Да, вы, конечно, правы, – вздохнул Герман. – И для нашего опять же дела даже и небесполезно, что вы так считаете…

      – Значит, товарищ Хучрай хочет снимать про репрессии? – взял быка за рога Растиньяк.

      – Вы зрите в корень, мсье! – воскликнул Герман.

      – Позвольте, – вдруг встрял Нусинген. – А «Чистое небо» – это же его картина, Хучрая?

      – Естественно, – сказал Герман.

      – Так там уже все это есть, – развел Нусинген руками. – И про репрессии, и про несправедливость того времени…

      На этот раз Растиньяк, изловчившись, толкнул приятеля в бок незаметно для Германа.

      Графов лишь снисходительно улыбнулся:

      – Ну, не нам же с вами указывать товарищу Хучраю, что ему снимать, верно?

      – Верно, верно, – согласились студенты. – А когда будет наша проверка? – спросил Нусинген.

      – Сегодня и будет, – отвечал Герман. – Под покровом ночной темноты.

      – Интересненько, – пробормотал Растиньяк.

      – Еще как! – подхватил Герман. – Значит, встречаемся вечером на «Мосфильме». Подходите, ну скажем, к девятнадцати часам ноль-ноль минутам. Лады?

      Приятели дружно закивали,