Земли родной минувшая судьба. Анатолий Алексеевич Гусев

как её резать после этого? – спросил Влас Мыкин, выйдя из землянки Нечая.

      – Не наше это дело, Влас, – ответил Тимофей Муха, – а Нечая. Его баба, он пускай и думает.

      – Да как же не наше? Сколько она добра принесла товариществу.

      – Ну и что? Овцу вон тоже стригут, а придёт время, зарежут и на мясо пустят.

      – То овца, а Каенкай всё же человек. Не по-божески как-то.

      – Да какой ещё Бог в этой лютой степи? – отмахнулся Муха.

      С каждым днём всё чище становилось небо, всё ярче светило солнышко, приближалась весна.

      Нечай ходил угрюмый и всем не довольный, рычал на всех по делу и без дела и только с Каенкай был ласков и внимателен.

      Однажды ночью с грохотом вскрылся лёд, на Реке начался ледоход. Но прошёл и он, снег таял в степи, трава появилась на солнечных косогорах, широко разлилась Река. Казаки с неподдельным интересом смотрели на Нечая. Каенкай смотрела на него тоже как-то странно. Смущало то, что у неё стал выпирать живот. Про беременность он не спрашивал, и так всё понятно. Если резать, то резать придётся как бы двоих, впрочем, бывало и младенцев резали, не то, что беременных.

      Наконец Нечай решился и целый день в полном одиночестве на обрывистом берегу реки точил нож. А утром повёл Каенкай на это место.

      Каенкай шла впереди молча, ничего не спрашивая. Остановилась у обрыва и стояла, не поворачиваясь к Нечаю. Он остановился, вытащил из ножен нож, зачем-то обтёр его о штанину, сделал шаг и застыл на месте.

      Каенкай обернулась, посмотрела на него гордо своими чёрными раскосыми глазами и сказала по-русски с жутким татарским произношением:

      – Что же ты остановился, муж мой. Реж. Не нарушай обычай.

      – Ты говоришь по-русски? – удивился Нечай.

      – У меня мать русская.

      – Так ты всё знала. И почему …

      – Лучше три месяца быть твоей женой, чем всю жизнь «чёрной» женой. Терпеть унижения, а то и побои. Зачем? Брата убили, когда меня похищали. Он весёлый был… Мне жить не хотелось. Думала, будет случай – зарежу себя. А тут твой друг сказал, что всё одно ты меня зарежешь весной. Вот я и подумала: зачем самой резаться? Муж зарежет, и мы с братом опять будем вместе, как в детстве. Реж, Нечай, чего ждёшь?

      И отвернулась. Нечай решительно шагнул к Каенкай, поднял ей голову вверх за подбородок, занёс над ней нож, она закрыла наполненные слезами глаза. Он зарычал, как раненый зверь, вложил нож в ножны, взял её за руку:

      – Пойдём.

      В центре коша Нечай закричал:

      – Круг! Круг!

      Из землянок появились казаки, увидев Нечая за руку держащего Каенкай, они повеселели, с души камень свалился.

      – Что случилось? – спросил Нефёд Мещёрин.

      – Плохой я казак, браты, не могу Каенкай зарезать, обычай нарушаю. Режьте меня сами с ней вместе.

      – Вот ещё, – сказал Влас Мыкин, – из-за бабы доброго казака жизни лишать.

      – А всё равно мне без неё не жить.

      – Так живи с ней, – воскликнул Тимофей Муха.

      – А как же обычай? – растерянно спросил Нечай.

      – А что обычай? – сказал Нефёд. – Обычай не Слово Божье, его и поменять можно.

      – Можно-то