Скитания. Книга о Н. В. Гоголе. Валерий Есенков

потребности каждого, чтобы затем каждому принести то добро, которое истинно было бы добром для него, а не то добро, которое для себя полагали добром, но которое для другого чаще всего поворачивает на зло. Ни к чему ещё не были готовы его соотечественники, и по этой причине первая часть его чудной поэмы произвела на них самое странное и почти вовсе бесполезное действие, хоть и раскупился весь тираж её целиком.

      Его была в этом вина. Он поспешил, не обдумавши достаточно дела. Познание человека – вот что должно было составить весь смысл и всю пользу поэмы, И вот, обернувшись к первой части, он видел, как он ошибся, как много в ней было его самого и как мало в ней было того глубокого проникновения во всякий характер, которое только и служит читателю для верного понимания человека. Не одно что-нибудь живет в душе человека, как выставил он почти всюду в первой части поэмы, а одно и второе и третье, так что неизмеримо богат человек и по обстоятельствам годен на всё, как на злое, так и на доброе дело, до того дня, пока не познает себя самого и не направит все эти богатства души на один только подвиг самоотвержения и труда.

      Так и ему во второй части надлежало выставить не один идеал человека, но и дорогу к нему, не одни, в противоположность тому, что в первой части явил и явилось, худшие свойства, но одно и второе и третье, изобразивши разнообразие и богатство души, да заодно уж и выправить целиком всю первую часть, уже в ней приготовивши несколько именно это, глубинное познание человека.

      И как ни мерзло его истощавшее тело, как ни вздувались все жилы на его ослабелых ногах, не позволяя подолгу ходить и даже стоять, он принялся понемногу за труд, восстанавливая в новом виде всё то, что сгорело в случайном, подвернувшемся под руку немецком камине. Разумеется, физических сил было ещё слишком мало, и он едва-едва подвигался вперед, за целый день успевая вывести всего по нескольку строк. Однако дух его с каждым шагом вперед всё креп да креп да мужал, так что отыскался наконец и из этого, казалось бы безысходного, положения выход.

      Дорога помогала ему пуще всевозможных средств и лечений. Он обрек себя на долгое странствие, положив себе твердо весной покинуть Италию, объехать летом Германию, заглянуть даже в Англию, в которой ни разу ещё не бывал, и в Голландию, которой тоже видеть ещё не пришлось. Потом осенью, с наступлением холодов, очень захотелось проехать насквозь всю Италию, зимой посетить берега Средиземного моря, Грецию, Сирию, наконец явиться ко Гробу Господню и через Константинополь воротиться в свою любимую Русь.

      Однако ж надо было устроить столь долгое и беспрестанное странствие так, чтобы всюду в дороге, где только можно, писать и писать. Упустить не имел он права ни дня. Всем нынче нужен был для дела души его труд. Это виделось ясно. Он проверял, не впадал ли он в грех гордыни или в самообман. Но нет: наступало то тревожное время распада души, как всё острее чувствовал он, когда поэма его не могла не явиться существенной необходимостью для положения нынешних мыслей