Тогда в Иерусалиме. Теодор Гальперин

никогда не видел его улыбающимся, тем более смеющимся. Нет, он не был угрюм, но как-то безразлично-непроницаем, и всё курил, курил…

      ***

      Марк по своей послевоенной счастливой судьбе был полной противоположностью Илье. Его судьба озарилась нежным светом Анны. Марк любил говорить: «Аня – украшение нашего дома». Родилась дочка Таня. Большой, сильный, энергичный, Марк всегда приходил на помощь ближнему, на лице его при встречах обозначалась широкая добрая улыбка.

      При эвакуации утратилось моё свидетельство о рождении. В киевских архивах не могли найти регистрацию моего рождения, я как бы считался не родившимся.

      При отступлении немцы сожгли много архивных документов. Нам постоянно отказывали подтвердить, что я родился. Только Марк смог завоевать внимание девушек-архивисток собственным обаянием и постоянными приношениями пластмассовых разноцветных пудреничек.

      В конце концов, они нашли в каком-то слегка обгоревшем листке запись о рождении моей персоны. И выдали мне «Свiдоцтво про народження» Украинской ССР. Но я навсегда остался ленинградцем—петербуржцем.

      Много раз приезжал я в Киев, сначала с бабушкой, повзрослев – один, а уже став специалистом, инженером-физиком, бывал там в командировках, на конференциях.

      Но Марк не всегда улыбался. Я видел его разгневанным – вызвала директор школы и начала пропесочивать:

      – Ставите двойки по математике сыну секретаря нашего райкома.

      – Но он же дурак и лодырь! А отец вашего секретаря… сотрудничал с петлюровцами!

      Директрисе стало плохо, схватилась за валидол.

      – Тише! Я очень прошу Вас!

      Марк хлопнул дверью. Уволился из школы.

      В учительском сообществе о его непримиримости было известно – кто уважал, кто побаивался. Но он был лучшим учителем, к нему тянулись ученики. Репетиторствовал. В округе его все знали, знали и дальше – на репетиторство прибывали и из других районов.

      Когда он с палкой, подпрыгивая на одной ноге, подходил к очереди за пивом, народ тут же предлагал:

      – Да берите без очереди, Марк Давидович.

      Марк всегда отказывался. Любил посудачить с ветеранами, родителям учеников тут же, минуя родительское собрание, наказывал, что делать с их ленивыми или неспособными питомцами.

      После войны в Киеве только две школы были украинскими, в остальных преподавание велось на русском, уроки украинского языка включались в программу. Школьники относились к этим урокам без энтузиазма. Да и народ киевский говорил в основном на русском. На предприятиях, куда мне уже взрослым и обученным приходилось направляться в командировки, тоже слышался только русский. То же – в высших учебных. Только в Киевском университете на филологическом украинском отделении царил украинский, и процветало, как мне говорили, логово петлюровских идей.

      Руководство Украины отличалось и черносотенством. «Над Бабьим Яром памятников нет…» – написал Евгений Евтушенко. За что и получил громкий