Левая рука Бога. Алексей Олейников

ты там? Что ты там делаешь?! – в дверь громко постучали. – Открой немедленно!

      Улита сорвала очки, зашвырнула под кровать, метнулась к умнику, закрыла самоучитель. Подскочила к двери и отомкнула щеколду.

      Вошел отец, вдавил ее животом в комнату. Из-за его спины накатывал рев Гордея – тоскливый, на одной ноте.

      – Опять прячешься?! – с порога завелся отец. – Мама в роддоме, Гордей до сахара добрался, с банкой в обнимку на столе сидит, а ты закрываешься?!

      – Папа, я…

      – Сколько можно говорить – не смей закрываться! Ты чем тут занимаешься?

      – Я уроки делала…

      – Врешь! – отец скрипнул зубами, развернулся, ушел. Улита бросилась на кухню: Гордей сидел под столом и орал во все горло. На щеке вспухал красный след.

      Отец прошел в ее комнату с ломиком, в два удара сорвал щеколду. Улита даже с пола подняться не успела, так и застыла с Гордеем на руках.

      – Не понимаешь по-людски, будешь жить с открытой дверью! – подытожил отец Сергий. – Слово отца – закон, а ты запираться решила.

      Он сел, бросил фомку на стол. Отдышался, грузный, утер лоб подрясником.

      – Разве так можно? – вздохнул он. – У мамы осложнения, сказали, что не меньше недели надо лежать, а ты же знаешь, как у нас лечат – раз-два и на выписку. Еле договорился. Я же с ног сбиваюсь ради вас, а от тебя никакой помощи! Думаешь, мне в храме дел мало? Совести у тебя нет, Улита! Да уйми ты его! – грянул отец Сергий кулаком по столу. Гордей зарыдал еще громче, Улита прижала его голову, зашептала что-то сбивчивое, утешительное, хотя внутри у нее все ходило ходуном.

      Она смотрела на отца, на его толстые руки, на живот, обтянутый черным подрясником, на клочковатую седую бороду, на короткие пальцы.

      «Не могу, – подумала она. – Слышать его не могу».

      На глаза попалась фомка, Улита переключилась на нее, на ее ребристую рукоять, зазубренное навершие… Прижалась к Гордею, закачалась вместе с ним.

      – Давайте помолимся о здравии непраздной Елены, – вздохнул отец. – Вставайте.

      Улита поднялась, потянула Гордея.

      – Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое…

      Улита шептала слова молитвы, держала брата и смотрела на иконы.

      Спас-Вседержитель, Богородица, Ангел-Хранитель.

      Ангела написала мама. Он стоял на синем облаке и смотрел чуть в сторону, не на нее. В этот раз ей чудилось, что ноги у него в движении, словно он тоже танцует.

* * *

      Катя шла, шептала про себя очередное, пришедшее по рассылке, Хельгино.

      Море было ласково ко мне.

      Выходил из него витязь в броне…

      Она пробиралась тенистыми дворами, мимо сохнущего белья на проволоке, срезала путь и шла под самыми окнами, переступая через окурки и высохшее собачье и человеческое гуано.

      …В чешуе, как жар, звал с собой,

      Говорил – на дне тьма и покой,

      Идем со мной.

      Она бы пошла, наверное.

      За окнами длила себя каждодневная жизнь. На третьем этаже разгоралась